Monday, August 21, 2017

Интернет-гигиена в эпоху постправды

Полностью. Форматирование моё.

Сергей Медведев: Знаменитая цитата о будущем, мем из фильма 1980 года "Москва слезам не верит": "Не будет ни газет, ни книг, ни кино, ни театров, а будет одно сплошное телевидение"… Сейчас, мне кажется, можно его переформулировать: "Не будет ни газет, ни кино, ни театра, будет один сплошной "Фейсбук".

"Фейсбук" как главное СМИ – это особенно проявилось в ходе избирательной кампании в США и вообще в ушедшем 2016 году. Поговорить об этом мы позвали медиааналитика Андрея Мирошниченко, автора книг "Когда умрут газеты", "Человек как медиа", координатора Российской ассоциации футурологов.

Но сначала я хочу поговорить о "Фейсбуке" и о том совершенно неожиданном "наезде", который крупнейшие журналистские бренды предприняли на Марка Цукерберга по итогам избирательной кампании Дональда Трампа: так вышло, что вроде бы "Фейсбук" оказался виноват в избрании Трампа, так как поставлял людям непроверенную информацию, которую они тут же заглатывали как рыбы.

Андрей Мирошниченко: Конечно, всегда виноват медиум. Посланцу, принесшему дурную весть, нужно отрубить голову – безусловно, это очень помогает. Год назад, примерно в марте 2016 года во внутренней почтовой рассылке, в общении Марка Цукерберга с его сотрудниками ему задали вопрос: должны ли мы влиять на ход предвыборной кампании? Подразумевалось, что "Фейсбук" может помочь не избрать Трампа. В результате внутренней дискуссии они пришли к выводу, что должны соблюдать нейтралитет.

Это очень болезненный вопрос для социальной сети. Начиная обсуждать какие-то действия, производимые с контентом, они превращаются в редакцию, в СМИ, а это другая регуляция, другое отношение к акционерной стоимости, другой субъект рынка. Конечно, Цукерберг всячески этого избегал.

Ниже есть продолжение.

Был также серьезный упрек в их адрес еще до избрания Трампа: то, что они выносят как топ-обсуждаемое, подвергалась некоторой корректировке, больше выносились новости либерального содержания, вызывающие интерес либеральной публики. Это такие попытки разобраться, является ли "Фейсбук" средством массовой информации или это просто среда, платформа…

Сергей Медведев: Он по факту является СМИ: доставляет нам информацию, отбирает ее. Пускай нет субъективности в чистом виде, есть то, что вы называете "вирусный редактор", но "Фейсбук" по факту превратился в главное и единственное СМИ.

Андрей Мирошниченко: В традиционном понимании "Фейсбук", конечно, не является СМИ, если иметь в виду те СМИ, которые возникли в XVII веке и транслировали одобренную, санкционированную информацию сверху вниз. У него нет редакции, нет редакционной политики. Но у него есть настройки алгоритмов, которые, безусловно, могут влиять на формирование повестки дня. Эти настройки алгоритмов идут вслед за вирусным редактором, и они противоположны вирусному редактору.

Вирусный редактор – это коллективная воля всех участников, коллективный плебисцит – считать ли ту или иную новость важной и под каким соусом ее подавать. Алгоритмы – противники вирусного редактора в том, что они служат не человеческим, а коммерческим целям – лучше донести более релевантную рекламу для потребителя. Попутно решая задачу релевантности рекламы, которую нам показывают в соответствии с нашими интересами, они начинают выстраивать нашу повестку дня и загонять нас в так называемый "фильтр-баббл", в информационный кокон, показывать нам то, что, как предполагает алгоритм, может быть нам интересно, опираясь на анализ наших предыдущих лайков, комментариев и сайтов, которые мы посещали.

Сергей Медведев: Здесь же, мне кажется, заключена главная опасность, потому что они поставляют нам наиболее легко усваиваемую информацию, основанную на эмоциях, и в итоге – фейки. Алгоритм поставляет то, что хорошо продается. Вот вам история македонских подростков, генеривших какой-то совершенно трешевый контент про Трампа, на котором сидели, как выясняется, все республиканцы. У меня статистика: 38% новостей правых политических сообществ и 20% левых были фейками. Агитационные ролики по 15 миллионов просмотров – тоже фейки.

Андрей Мирошниченко: Здесь очень сложная комплексная ситуация. Безусловно, "Фейсбук" показывает нам то, что нам нравится. Задолго до этой ситуации, еще в 2011 году, Илай Парайзер написал книгу "Информационный кокон", где описывал эту ситуацию, пытался прояснить, как наше заточение в тюрьме наших предпочтений может повлиять на демократию, как тот факт, что мы не сталкиваемся с тем, что нам не нравится, с какой-то случайной информацией, влияет на ограничение нашей способности оценивать мир и делать осознанный выбор.

Действительно, есть такой парадокс: человеческий редактор, условно говоря, редактор с улицы Правды, фильтровал информацию до публикации в соответствии с теми представлениями, которые у него были, или были продиктованы партийностью, народностью и так далее, со всеми известными критериями. Этот человек всегда пропускал информацию в соответствии со своими образовательными и идеологическими предпочтениями. И так всегда традиционно строилась редакционная политика в СМИ. Теперь это звено изъято, нет авторитетного субъекта, который может сказать, что правда, а что неправда, или что на сегодняшний день является программой партии, а что не является. Хотя и нельзя сказать, что этот элемент полностью устранился из нашей медийной картины мира.

Мы сейчас наблюдаем жестокое столкновение традиционных СМИ и социальных сетей. Собственно говоря, вся заварушка вокруг Трампа и весь шок, связанный с Трампом, как раз тем и объясняется, что традиционные СМИ думали, что это они формируют повестку. И они формировали повестку, но опять-таки, как выяснилось, сами для себя, то есть у них был свой информационный пузырь. Потом они с ужасом узнали, что, оказывается, есть еще какой-то другой мир, в котором информационная повестка другая, и она зарождается каким-то непонятным образом. И один человек, достаточно "отмороженный" и пренебрегающий стандартами медиаистеблишмента, может изменить эту повестку.

Что любопытно, традиционные мейнстрим-медиа в США всячески критиковали Трампа, но они все равно шли в кильватере его повестки. Он написал что-то в Твиттере – они это ругали, всячески опровергали, но повестку задавал Трамп, а они мультиплицировали. Традиционные СМИ утратили монополию на повестку.

Мы не можем сказать, что сейчас "Фейсбук" формирует повестку. Например, события, связанные с протестами теперь уже против Трампа, очевидно формируются не "Фейсбуком", а все-таки традиционными медиа и традиционным медиаистеблишментом, который заведомо более либерален просто в силу образования и неких интеллектуальных традиций. Происходит борьба, связанная с тем, что традиционные СМИ утратили монополию на повестку.

Здесь можно смотреть еще глубже и понимать, что меняется сама ситуация, меняется наше восприятие однозначности новости. И это вызывает шок. Я называю это раздражением от интернета: когда что-то происходит, интернет доносит до нас все возможные и невозможные интерпретации. Возьмем пример с челябинским метеоритом: сразу же появились версии, что это был летательный снаряд с английскими буквами, потом – что это был летательный снаряд с кириллицей на борту или с клингонским алфавитом на борту. Где правда, кто скажет, что это было? Нет такой программы "Время", которая расскажет: было так. И даже если мы 30 лет назад критически относились к программе "Время", то мы меняли плюс на минус и все равно понимали картину мира достаточно однозначно. Однозначность картины мира – это продукт письменной эпохи. Письменность сама по себе создавала идею закона.

Сергей Медведев: Авторитета. Что напечатано, то правда.

Андрей Мирошниченко: Больше того, первый записанный авторитетный авторитарный источник – это Завет, то есть идея единобожия появилась и развивалась примерно одновременно с письменностью. Человек дописьменной эпохи всегда торговался с богами.

Сергей Медведев: Первой книгой, напечатанной, Гутенбергом, была Библия.

Андрей Мирошниченко: Человек письменной культуры хочет определенности. Об определенности говорит монотеизм, об определенности говорит научная этика, которая предполагает, что есть некий закон. Мы можем его знать или не знать, но в принципе его надо открыть, и мы будем иметь этот закон. Сейчас мы возвращаемся в дописьменную эпоху, где не было единой правды, единого абстрактного знания. Это, конечно, вызывает шок. Получается, что вместо однозначности мы должны привыкать к амбивалентности, к сумме вероятностей. По поводу каждой новости мы должны думать.

Сергей Медведев: Медиа перешли в квантовое состояние.

Андрей Мирошниченко: Все может быть так, а может быть и этак. Самое поразительное, что ложную новость нельзя опровергнуть, потому что эффект, произведенный ею, продолжает существовать вместе с опровержением. Опровержение не снимает предыдущего состояния публики.

Сергей Медведев: Как с этим "распятым мальчиком из Славянска": вроде как все понимают, что это ложь, но имидж запечатлелся в сознании и живет своей жизнью.

Андрей Мирошниченко: Вот это амбивалентное состояние приводит нас в шок. Здесь интересно посмотреть, является ли это характеристикой нашего поколения, последнего поколения письменности, последнего поколения Гутенберга. Вполне возможно, что новые цифровые поколения, которые попадают в это племенное состояние панорамной картины мира без единого авторитета, будут спокойно относиться к тому, что истины нет, а есть много правд, и правда – это то, что наиболее правильно в данный момент.

Надо сказать, что идея правильности вместо истинности и раньше была присуща традиционным СМИ. Мы хорошо знаем по советской печати, что "сообщали не факты, сообщали правду". Аналогично и западная пресса… Почему она тоже пребывает в шоке? Она выстраивает повестку дня так, как правильно, а оказалось, что правильностей может быть много, и для других людей правильность другая.

Эта ситуация шока выровняется за счет выработки иммунитета, а то раздражение от интернета, которое сейчас есть у всех – это температура болеющего организма. Организм болеет, и, возможно, вырабатывается иммунитет. Возможно, новым состоянием этого организма будет привычка к амбивалентности, к неоднозначности любой информации и спокойное отношение к этому.

Сергей Медведев: Что вообще определяет важность, медийность новости? Какая новость выносится на поверхность этого бурлящего информационного потока?

Андрей Мирошниченко: Тут тоже происходит интересное событие. Оказывается, что некие формальные технические характеристики сообщения становятся более важными, чем его содержание. Термин "фактоид" впервые был употреблен в 1973 году в биографии Мэрилин Монро. Биограф Норман Мейлер написал, что "фактоид" – это факт, который не существовал до появления в прессе, то есть то, что опубликовано и приобретает достаточный охват, становится фактоидом. Сейчас мы сталкиваемся с этой ситуацией в сети, где те или иные факты с помощью интересантов или стихийным образом приобретают огромный охват, несопоставимый с тем, который они могли получать в прессе или на телевидении: миллионы просмотров, миллионы каких-то прикосновений, реакций. И оказывается, что сам факт охвата важнее, чем контент этой новости.

Фактоиды заменяют факты. В этом есть определенная логика. Если мы целиком перемещаемся в цифровое пространство из пространства физической реальности, то факт превращается в фактоид. То, что массивно распространяется в онлайновой реальности, и есть перенесенный или измененный факт этой реальности, то есть фактоид. Значимость – это то, что имеет определенный охват. Если есть механизмы, способные обеспечить охват в сотни тысяч и миллионы прикосновений, то содержание этой новости не важно. Эти механизмы начинают использоваться и рационально, в том числе, с помощью коммерческих и политических ботов. Если разгонять до достаточного уровня охват какой-либо новости, то она становится фактом этой реальности.

Сергей Медведев: При этом ее содержание абсолютно вымывается; главное, чтобы она была броской, кликабельной. Это совершенно новое состояние медийного потока. Как противостоять этому потоку лжи, постправде, как получить иммунитет?

Андрей Мирошниченко: Любая гигиена – это знание о бактериях. Надо понимать механизмы их распространения. Медиа-гигиена – это понимание природы этой новой среды. Есть представление, что все в интернете – это хлам.

Кстати, американские исследователи отмечают: в 90-е годы, когда появился интернет, было представление об интернете как об очень полезной библиотеке, как о каталоге знаний, что, конечно же, немножко наивно. В нулевые годы, когда распространились социальные сети, было представление об интернете как о системе коммуникаций, общения с друзьями, родственниками и так далее. В 2010-е годы появилось представление об интернете как о зле. Такая эволюция – каталог, библиотека, общение и зло...

В самом деле, и государство, и общество, и многие люди относятся к интернету как к чему-то, несущему угрозу. Действительно ли все в интернете хлам? Да, вся информация действительно представляет собой свалку с точки зрения того, как она туда попадает. Но с точки зрения потребления конкретным человеком… Никто из нас не потребляет свалку, если только не имеет каких-то личных причуд. На самом деле для каждого из нас существует три эшелона фильтров, которые фильтруют для нас информацию так точно и релевантно, как не способно ни одно СМИ.

Первый эшелон фильтров – это наши настройки браузера, те сайты, по которым мы ходим, наш опыт, который ратифицирован в этих настройках. Второй эшелон фильтров – это френды в нашей френдленте, люди, которые либо благодаря истории наших отношений с ними, либо благодаря нашей симпатией туда попали (то, что я называю вирусным редактором). Эти люди, как правило, разделяют наши взгляды или придерживаются тех взглядов, с которыми мы готовы мириться до определенной степени. Соответственно, когда они что-то распространяют, они производят для нас отбор, а мы производим отбор для них. Эти два фильтра уже чрезвычайно сужают весь хлам, который есть в интернете. Это такая воронка, которая отсекает 99,99 в периоде процентов хлама интернета.

И третий фильтр информации в интернете, которую мы потребляем, – это алгоритмы "Фейсбука", о которых мы говорили. Проводили такой эксперимент: попросили двух друзей с разными убеждениями в разных штатах задать в поисковой строке "Гугла" слово "Египет". Один на выдаче получил туристические курорты, а другой – арабские революции. Одно и то же слово, одна и та же платформа, но "Гугл" знает, чем интересовались эти люди до этого, и он дает им разную выдачу, и у них получается разная вселенная.

Надо понимать, что алгоритмы "Фейсбука" формируют нашу повестку дня, опираясь на то, кого мы "лайкнули", куда мы пошли и так далее. Понимая, что есть эти три фильтра (один человеческий, управляемый нами, другой межчеловеческий, управляемый нашей социальной средой, и третий роботический, управляемый нашими алгоритмами), мы можем примерно представлять, как работает эта система.

Мы можем влиять как минимум на два из этих фильтров – на закладки браузера и на подборку нашей френдленты. С алгоритмами сложнее. Вероятно, это вопрос будущего регулирования интернета: с алгоритмами, так или иначе, придется что-то делать.

Сергей Медведев: Кстати, сейчас появились призывы к регулированию в связи с последними выборами в США, в частности, к Цукербергу: нужно давать сертифицированные новости. Как есть сертифицированные пользователи с зеленой галочкой, так теперь будут сертифицированные новости от "Фейсбука". Это сработает?

Андрей Мирошниченко: Никто не знает, что делать с этим новым явлением. Опять-таки, если Цукерберг поддастся на требования вмешиваться в контент, то он превратится в редакцию СМИ. Соответственно, это совершенно другое отношение с точки зрения регулятора и с точки зрения рынка, потому что вступают в силу другие факторы стоимости. Он всегда придерживался позиции, что это нейтральное СМИ, что "мы – лишь платформа, лишь меха, в которые наливается какое угодно вино, а контент формируем не мы". Как только он начинает участвовать в контенте, никто не знает, как поведет себя, грубо говоря, стоимость "Фейсбука".

Для него сейчас очень сложные времена. Лично у меня нет рецептов, как ему поступать, я только вижу эту развилку, вижу, что "Фейсбук" вертится как уж на сковородке.

Сергей Медведев: Видимо, должна быть какая-то сторожевая журналистика, которая занимается верификацией контента, сайты типа "Лапшеснималочной".

Андрей Мирошниченко: Первым делом возникли идеи факт-чекинга – как делать опровержения. И какой-то массив энтузиастов в пору наиболее разогретого интереса к теме, конечно, занимается факт-чекингом. Но, конечно, невозможно институализировать стихию. Кроме того, опровергнутые новости продолжают существовать вместе с неопровергнутыми новостями. Нет такого единого источника, учебника физики, программы "Время", Ветхого Завета, скрижалей, заповедей, которые бы сказали: это так, а не как-то иначе, потому что это тоже есть, но существует и то, только иначе.

Я лично практикую такие виртуальные практики: когда я вижу новость, которая сейчас впервые у всех на слуху, я пытаюсь строить сумму вероятностей по поводу этой новости и думаю: наверное, 60% инспирировано тем-то и тем-то, 30% – вероятность того, что это вранье, и 10% – вероятность того, что это правда. Когда строишь такую пропорцию вероятностей, по крайней мере, ты не попадешь впросак как эксперт, выступая однозначно за ту или иную ее версию.

Сергей Медведев: Тот же самый вирусный редактор… Я часто вывешиваю какую-то новость в сети, и тут же у меня в френдленте идет достаточно большой процент критических и саркастических комментариев по ее поводу. Здесь редактор очень хорошо работает – вплоть до того, что иногда я ее удаляю. Это перекрестное взаимное наблюдение очень помогает.

Андрей Мирошниченко: Совершенно верно. Для конкретного меня или конкретного вас как для пользователя вирусный редактор выполняет эту работу, простраивает версии. Когда мы принимаем за чистую монету какой-то ролик, кто-нибудь в обсуждении скажет: да это же фейк, это кавээнщики сделали, например. И мы верим. Проблема фейк-ньюс не в том, что конкретный человек обманут, а в том, что он считает лопухами других: "они обманулись, а я-то понимаю"… Каждый думает, что он-то знает правду, а других легко обмануть. И раздражение от того, что масса оказывается обманута, действительно накапливается, потому что мы хотим, чтобы масса думала так, как это санкционировано, как правильно.

Сергей Медведев: Очень многие люди начинают считать себя экспертами, авторитетно судить о вещах, в которых они еще вчера не разбирались, появляется культ дилетанта.

Андрей Мирошниченко: Интересные полевые исследования проводил Александр Лурия, коллега Льва Выготского, в конце 30-х годов в Средней Азии. Они пытались исследовать психологию человека дописьменной культуры, не обладающего грамотностью, пытались понять, как работает силлогизм на неграмотном человеке. Они говорили крестьянину: все медведи на Севере белые, Новая земля находится на Севере – какого цвета медведи на Новой земле? Ни один крестьянин не дал ответа, правильного с точки зрения грамотного человека. Все крестьяне говорили: не знаю, надо спросить у охотников, которые охотятся на Новой земле, надо спросить у стариков. Человек дописьменной культуры не в состоянии индуцировать абстрактное знание из логических предпосылок, потому что не имеет конкретного практического опыта. Такой человек вообще не знает, что абстрактное знание существует отдельно от человека и оно истинно, он опирается только на собственный опыт.

Сергей Медведев: На верифицированные факты, которые может потрогать.

Андрей Мирошниченко: Если он вдруг неправильно интерпретирует эти факты, то, в конце концов, это будет опасно для его жизни. Оттого эти люди были очень осторожны и не судили о том, чего не знают. Маклюэн говорил, что, обретая письменность, человек стал шизофреником, потому что его мир раздвоился, появился мир физических реакций и мир абстрактного знания, индуцированного и сколь угодно сложно выводимого. Мы сейчас возвращаемся, с одной стороны, в это дописьменное, дограмотное состояние, когда нет истины, записанной на скрижалях. Но, с другой стороны, мы получили в наследство от письменной эпохи представление о нашей способности вывести знания из умозаключений. То есть, в отличие от того крестьянина, мы можем судить о медведях на Новой земле, которых никогда не видели.

Сергей Медведев: Абстрактное мышление – это производный продукт от письменности.

Андрей Мирошниченко: Если человек в физической реальности до грамотности очень быстро получал наказание за выводы, которые были необоснованны, то в онлайне человек, конечно, никакого наказания за необоснованные выводы не получает. Отсутствие этого наказания суммарно аккумулируется в раздражение, потому что никто не наказан за вранье. Это раздражение накапливает определенный ресурс негативного отношения к интернету.

Сергей Медведев: Кажется, что все вокруг фейк, никому и ничему нельзя верить. Главное, что происходит невероятная атомизация контента. Мы говорили о квантовом состоянии, неопределенности, но ведь и сам контент превратился в кванты, в крохотные кусочки информации: это кликабельные заголовки, анонсы… Журналистика превратилась в анонсы. Даже судьба нашего с вами эфира или какой-то статьи в интернете полностью зависит от того, как ты ее анонсируешь, какую вытащишь цитату, какую дашь картинку и какой придумаешь заголовок. Это может быть потрясающая по содержанию статья или эфир, но их никто не посмотрит, потому что они не так анонсированы.

Андрей Мирошниченко: Здесь интересно проследить, концепцию медиа-детерминизма, то есть независимости нашего восприятия информации от технических форматов медиа. Во времена печатного станка и переписчиков, которые писали книги, контент формировался так: нужно было с периодичностью собрать новости, ставить точку к выпуску газеты или выходу в эфир, и мы потребляли контент в формате книг или в формате СМИ. Люди говорили: я читаю "Литературную газету" или "Время новостей".

Демьян Кудрявцев впервые ввел термин "квант контента" около 2010 года, сказал, что контент квантируется. И квантом контента стала статья, потому что в интернете можно распространять контент статьями. В физической реальности контент можно распространять книгами, журналами и газетами – это самая маленькая единица контента. Это наносит удар по индустрии СМИ, потому что статья как квант контента отрывается от бренда, от редакции, породившей ее.

Сергей Медведев: Почему останавливаются на статье, а не на твите?

Андрей Мирошниченко: Дальше эту идею развивают, говорят, что теперь квант контента – это анонс. Таких исследований еще не было, но я уверен, что многие люди потребляют повестку дня в виде анонсов, не переходя по ним. Когда я открываю свою ленту, три-четыре анонса с комментариями людей, которые их размещают, формируют для меня повестку дня, то есть статья уже даже не читается.

Когда мы квантируем контент до таких мельчайших единиц, он переходит из периодичного в потоковое состояние, то есть струится постоянным потоком. Это естественно для самой информации, она ведь существует в форме потока, а не порций, но предыдущая культура всегда нарезала контент на порции: книги, газеты, даже статьи. Мы привыкли к порционному контенту, привыкли, что есть мораль, есть определенная композиция. Наше восприятие композиции построено на порции, есть зачин, кульминация, развязка, в конце всегда стоит точка. Когда открыт финал, это дерзкий художественный прием. А сейчас у нас всюду открытый финал. И вот этот дерзкий художественный прием становится постоянным атрибутом нашей ленты в "Фейсбуке".

Сергей Медведев: И поток имеет риск превратиться в шум, потому что как только он перестает быть квантифицируемым, просчитанным, нарезанным на кусочки, он превращается в непрерывно текущую около тебя шумную реку. Чтобы интернет не превратился в однозначное зло, давайте лучше "фильтровать базар", устанавливать наши собственные фильтры, заниматься факт-чекингом и не верить на слово всему, что мы читаем в интернете.


https://www.svoboda.org/a/28277651.html

Анализ больших данных позволяет прогнозировать ваше поведение



Сергей Медведев: ...Насколько в мире "Телекома" будет работать модель "Гугла"? Ведь "Гугл" дает нам поиск бесплатно, он получает деньги где-то еще – грубо говоря, продавая наши данные, продавая нам рекламу. Или "Яндекс": "Яндекс.Деньги", "Яндекс.Такси" – они, видимо, монетизируют все это. Но сам-то поиск бесплатен. С "Телекомом" может быть то же самое, что с "Гуглом" и "Яндексом"?

Эльдар Муртазин: В какой-то момент мы придем к этому. Мир будущего будет удивительным. Например, анализ больших данных позволяет не только прогнозировать ваше поведение: что вам понравится или не понравится, куда вы, возможно, захотите сходить, – но уже сегодня есть алгоритмы, которые позволяют определить, когда человек болеет или не болеет. То есть реклама не просто становится адресной, но и выявляет скрытые вещи, о которых человек может даже не узнать. У вас заболел сосед через стенку, и алгоритм с высокой вероятностью говорит, что в вашем подъезде заболеют люди как минимум в нескольких квартирах и, возможно, это будете вы. В этот момент вам будут предлагаться товары, услуги и сервисы, которые вы можете купить, а можете не покупать. Но это принципиально другой мир, отличный от того, что мы видим сегодня.

Ниже есть продолжение.

Сергей Медведев: Помните, после выборов Трампа был раздут большой скандал по поводу таргетированной рекламы? Ведь это то же самое. Нам не обязательно будут продавать "Терафлю", нам могут продать политического кандидата или решить, что в соседнем подъезде собралось много мигрантов, и давайте мы этому человеку продадим какой-то националистический месседж.

Эльдар Муртазин: Наверное, это будет даже более тонко. Вам нравится, например, фисташковое мороженое, а мне – обычный пломбир. Если мне будут рекламировать пломбир, конечно, я буду его пробовать. Та компания, которая знает мои предпочтения, будет это делать. Сегодня мы получаем уже очень узкие социальные страты, в которых можем выделить людей по неочевидным признакам, например, людей, которые любят определенную религию, которые в восемь утра делают зарядку или летом обязательно ездят по десять километров в день по городу на велосипеде. Это же в первую очередь коммерческое применение.

Сегодня "Фейсбук" является огромной рекламной машиной. Чем более частотный запрос на "Фейсбуке", тем дороже он стоит для вас как рекламодателя. Если вы как оператор имеете доступ к данным и можете агрегировать эти данные, вы понимаете, что можете создать запрос, например: я хочу таргетировать на людей в возрасте от 25 до 30 лет, которые ездят на велосипеде и умеют делать то-то и то-то. Зная, что отклик будет максимальным, вы моментально выигрываете в стоимости рекламы и в конверсии этих людей в продажу чего-либо – услуг или товаров.

Сергей Медведев: Это в каком-то смысле мир 2.0: соглашаясь предоставлять свои данные, мы участвуем в создании общей стоимости более тонкой настройки общества.

Эльдар Муртазин: Даже не соглашаясь... Сегодня есть такое переживание, что за нами следят: Большой брат... Это проходит красной нитью, причем везде. Оруэлл был прав и не прав в том, что сегодня мы живем в большой деревне. Приватность как социальное явление появилась в последние 200 лет, но сейчас она исчезнет, потому что технологически человек уже не защищен. Зная ваш номер телефона, про вас можно рассказать все, даже не слушая ваши разговоры и не читая ваши СМС – это лишнее. Можно рассказать, с кем вы живете, сколько у вас детей, есть ли домашние животные – полный срез. Это работает в любой стране мира. Человек, который, например, не пользуется телефоном, говорит: я защищен, я не буду давать эти данные. Но по косвенным признакам, по окружению высчитывается ровно то же самое.

Сегодня эти данные сами по себе неинтересны, интересно, как их обработать. Приведу простой пример – видеореклама, видеостены, которые ставят в городах. Например, сегодня сделали первый шаг к интеллектуальным системам в Москве: камера анализирует поток машин, а в этом потоке – определенные марки машин, то есть автомобили определенной стоимости, и начинает демонстрировать ту или иную рекламу конкретно для этих машин. В других городах эта технология будет внедрена в течение 2017 года. Это одна из передовых технологий. И такого рода таргетированной, персонализированной рекламы будет больше.

Но это не про рекламу – это про наше качество жизни, ведь технологии действительно делают нашу жизнь интереснее. Как мы раньше читали книги? Когда мы учились, обязательно должен был быть абонемент в Ленинскую библиотеку, потому что без библиотеки никуда. И библиотекарь был великим человеком, который мог примерно подсказать направление поиска. Мне научный руководитель говорил: прочитай это, это и обязательно спроси библиотекаря, что почитать на эту же тему. Сегодня у нас есть поиск в интернете и рекомендации друзей. А в какой-то момент возникнет ситуация, когда то, что называют сегодня искусственным интеллектом, будет уже не просто создавать книгу или произведение, а делать это в зависимости от вашего настроения и специально под вас, с определенной моралью и прочими вещами.

Писатели на меня сейчас обидятся, но большая часть литературы, примерно 80% – это фактически шаблонная стандартизированная вещь. Сегодня это уже способны делать компьютеры с правильно написанными программами.

Сергей Медведев: Достаточно конкурентные тексты, как я понимаю, уже написаны алгоритмами, не говоря уже о журналистике, где боты пишут новости. Сейчас, если говорить по Хаксли и по Оруэллу, прекрасный, но страшноватый новый мир, в котором по номеру телефона можно сконструировать весь образ человека. Мобильные операторы монетизируют это знание об абонентах, или биг дата сидит только потенциально, и они не знают, как ее раскопать?

льдар Муртазин: Операторы знают. Более того, у них есть брокеры данных: во всем мире существует несколько больших компаний, которые собирают эти данные. Сегодня в этой гонке на первых ролях такие компании, как "Гугл": у них максимальный объем данных, и они знают про вас практически всё. На втором месте стоит "Фейсбук", на третьем, может быть, "Майкрософт" (не очень понятно, вскочит или не вскочит он в этот поезд), плюс операторы. Каждый из операторов имеет то, что называется "биг дата".

В России операторы действительно стоят на переднем крае. Вообще, российский "Телеком" на переднем крае, мы стабильно входим в топ-3 стран во всем мире по качеству услуг, по проникновению услуг, по новейшим технологиям. Большие данные – это точка роста для российских операторов, это технологии, которые мы сможем продавать и уже продаем в разные страны, причем технологии мирового уровня.

Видеостены, реклама – это простейший пример. Есть другой: когда началась история со сносом пятиэтажек, ведь никто не знал, сколько есть пятиэтажек, где они расположены, сколько людей живет в них. Формально можно было сказать, что пятиэтажки заполнены на 70%, а в каком районе – непонятно. И вот одна из компаний, которая работает на этом рынке, пользуясь биг датой операторов, в течение недели посчитала, сколько домов заселено, сколько там инвестиционных квартир (то есть квартир, где люди не живут) и сколько квартир сдается. Конечно, это не с точностью на 99,9%, но это некая модель.

Сергей Медведев: А на основе каких данных она это посчитала?

Эльдар Муртазин: На основе наличия сотовых телефонов в том или ином объеме. Известно же, как выглядит пятиэтажка, сколько в ней квартир. Там не нужно знать фамилии и знать, кто там прописан в настоящее время. Вы просто видите концентрацию телефонов и по ним можете посчитать, сколько человек находится в том или ином здании. Телефон всегда передает свои данные, и оператор знает с точностью до десяти метров, где находятся все телефоны.

Сергей Медведев: То же самое можно сделать и относительно какой-то группы, собравшейся на площади: понять ее социальный состав, профиль людей.

Эльдар Муртазин: Там все делается намного проще. Во время митингов на Болотной была очень смешная история. Социальные группы (те, кто пришел) обсчитываются и выделяются даже не в моменте, то есть идет социодинамика групп, когда вы можете обсчитать, кто с кем общается. Даже если человек не пошел на Болотную, понятно, что он входит в ту или иную группу.

А можно делать социальные нарезки не про политику, а, например, про тех, кто любит "Докторскую" колбасу. Вы выбираете какой-то фактор и дальше крутите его. Сегодня все упирается только в одно ограничение – это компьютерные мощности, то есть нужны производительные компьютеры, и нужны неплохие мозги тех, кто задает алгоритм по нескольким факторам. Это не сказочная машина, куда ты приходишь и говоришь: я хочу собрать всех любителей вареной колбасы. Это все равно математика, в которой вам нужно понимать, по каким признакам из имеющихся данных вычленить этих любителей. Это все делается, это интересно, но на 99% это коммерция, а не политика.

Сергей Медведев: Но это же в итоге приведет к совершенно управляемому, контролируемому обществу?

Эльдар Муртазин: Нет, не приведет – по одной простой причине. Государство, возможно, поймет, как использовать те или иные инструменты (телевидение или интернет), чтобы воздействовать на вас. Но мы всегда упираемся в человеческий фактор, хотим мы того или нет. Любой человек, живущий в России или в другой стране, хочет, чтобы жизнь стала лучше. Нет людей, которые говорят: нет, я хочу, чтобы жизнь была плохая. И у всех свое видение того, как должна выглядеть хорошая жизнь, как сделать ее лучше.

Эта социальная динамика всегда была разной – это залог выживания любого человеческого общества, и она так и будет разной. И ни одно государство не может причесать, оболванить население, сказать, что "все под одну гребенку, идем туда", потому что наша природа абсолютно противоположна. Всегда в том или ином объеме будут присутствовать те, кто протестует и стоит в оппозиции, – это абсолютно нормально.

Когда мне было 15 лет, меня поразило, что в микрофлоре организма есть патогенные бактерии, а есть не патогенные, и практически у каждого человека есть в спящем режиме патогены, убрать которые невозможно. Это та же самая оппозиция в нашем организме, которая вылезает, когда иммунитет ослабевает и надо что-то менять.

Не надо бояться технологий: мир меняет человек, а не технологии.

Сергей Медведев: На чем тогда вообще будут зарабатывать операторы, если все меньше и меньше поток голосовой связи, если дело придет к сетевому мобильному коммунизму, когда каждому будет даваться по потребностям, по необходимостям его запросов по мобильному трафику?

Эльдар Муртазин: Наша жизнь изменится еще в том, что люди закончились, остались роботы. Пятое поколение, 5G, создано во многом для подключения роботов. Сегодня 5G-спецификация включает в себя такой параметр, который трудно представить: один миллион устройств, постоянно подключенных к сети, на площади в один квадратный километр. Такой плотности никогда не было! При этом прогнозируется, что в среднем человек будет иметь порядка ста датчиков. Это не то, что вы покупаете. Что в нашем понимании датчики – это какой-нибудь пульсометр на руке, телефон, еще что-то. На самом деле этих датчиков будет очень много: это и автопилоты в машинах – это уже как минимум штук сорок, а есть еще датчики в дверях, датчики прохода куда-либо.

Огромное количество вещей будет автоматизировано, и они будут очень простыми. Появление умного города означает, что он рано или поздно избавится от пробок. Через 25–30 лет персональная машина в той или иной мере станет анахронизмом. Только очень богатые или очень безумные люди будут поддерживать старый автопарк, потому что проще и дешевле будет заказать ту машину, которая вам нужна: подороже или подешевле (на дачу или в лес, на пикник) и использовать ее ровно в то время, когда она вам нужна. А если она вам не нужна, зачем она будет занимать место, стоять у вас во дворе?

Сергей Медведев: То есть вам нужен не предмет, а услуга транспортировки из точки А в точку Б с нужным объемом…

Эльдар Муртазин: …и с нужным уровнем сервиса. И эти датчики должны будут быть подключены к сети, должны будут гарантированно передавать данные. Ведь датчики есть разные. Например, пожилому человеку плохо, и надо немедленно вызвать скорую, чтобы она быстро приехала. Банковские услуги: уже сегодня многие люди хранят данные своих кредитных и банковских карт в телефоне. И операторы являются ключевым элементом этой инфраструктуры, без них это невозможно. Если говорить про то, что называется "финтех", то Герман Оскарович называет это "сбертех" и очень активно идет в этом направлении. Без связи ничего этого не будет. И вот там и находятся основные деньги для операторов.

Сергей Медведев: То есть они будут поставщиками микроуслуг, связанных с интернетом вещей, с этой невероятной плотностью связей.

А хватит частот на этот миллион устройств на квадратный километр?

Эльдар Муртазин: Хватит, потому что ни один датчик не передает постоянно, то есть они синхронизированы так, чтобы не мешать друг другу. Они умеют создавать локальные сети, когда обмениваются данными, выдают этот пакет в сеть. Причем пакет малюсенький, то есть данные, которые нужно передавать, например, светофору, – это большой объем данных, машине – большой объем данных, но, например, датчик в двери – это минимум данных, им пользуются максимум сто-двести раз в день. Мы действительно переходим к цифровому миру, когда сама возможность обработки данных становится критичной, сама сеть становится критичной.

Многие считают, что Америка станет первой страной, где будут быстро адаптироваться автопилоты. А я думаю, что первыми такими странами станут азиатские тигры – Гонконг, Сингапур. Россия тоже станет одной из первых пилотных зон, где это будет успешно проходить. Для городов важно умение быстро создавать умную инфраструктуру.

Сегодня машина на сто километров пути обрабатывает минимум сто терабайт данных. Если посмотреть на тестовые автопилоты, то половину багажника занимает огромный сервер, который обрабатывает эти данные. Чтобы таких серверов не было (они стоят приличных денег), нужно, чтобы город имел умную инфраструктуру, а ее нужно куда-то подключать. Та же Москва умеет это делать и способна быстро, качественно развернуть эту инфраструктуру за относительно небольшие деньги.

Сергей Медведев: И все это будет происходить в новом диапазоне 5G? А на него уже собираются переходить основные операторы?

Эльдар Муртазин: У нас в России будет несколько опытных зон под 2018 год – это, как правило, стадионы. Пользовательского оборудования как такового, чтобы прийти на стадион и пощупать, не будет, потому что производители железа не успевают, но будут модемы, будут компьютеры, можно будет посмотреть, как это работает. К 2020 году будут развернуты уже большие опытные зоны в рамках городов, как мы делали это в четвертом поколении. Например, сейчас в Москве уже идет агрегация частот у одного из операторов.

При этом я получаю на своем телефоне скорость 400-420 мегабит в секунду. Это просто космическая скорость! Еще десять лет назад такое было невозможно представить на мобильной сети, а сегодня это реальность. Москва и Питер – это первые города, где разворачиваются такие сети, но дальше они расползаются по стране. Сегодня 4G по проникновению очень хорошо представлен в России.

Сергей Медведев: А нет такого, что будет единый провайдер, единая сеть, одна труба, одна РЖД и будут различные поставщики услуг?

Эльдар Муртазин: Для выживания любой системы важно разнообразие. Если не будет конкуренции хотя бы между тремя операторами, то мы придем к монополизму в том или ином виде. Сегодня у нас есть большая тройка, а на самом деле она уже большая четверка, потому что существует "Теле-2". Есть два больших игрока – это МТС и "Мегафон", и есть два игрока поменьше – это "Билайн" и "Теле-2". Они в этих двойках похожи между собой. Это очень хорошая равновесная конфигурация для рынка, потому что есть конкуренция.

Люди часто говорят: все одинаково. Но это не совсем так, то есть конкуренция действительно подталкивает. Один сделал что-нибудь для роуминга – все другие в течение двух недель выкатывают свои ответы на это, и рынок приходит к равновесному состоянию. Поэтому сегодня у нас цены на связь минимальны, если сравнивать с другими странами. Россия стабильно по качеству и объему услуг входит в первую пятерку стран, где очень качественный и дешевый мобильный интернет, качественная связь. Люди зачастую этого не представляют, они живут в иллюзиях, что где-то в Европе или в Америке они могут получить все вообще безлимитно. Но, приезжая туда жить или отдыхать, они неожиданно видят, что это не так.

Сергей Медведев: Роуминга это, конечно, не касается, ведь весь мобильный коммунизм заканчивается в тот момент, когда человек выезжает из России. Если судить по тому, как стремительно падают мои тарифы и увеличивается объем трафика, то мой выезд за рубеж пять-семь лет назад и сейчас – это примерно то же самое.

Эльдар Муртазин: Уже появились новые тарифы. Мой оператор, например, ввел тариф один гигабайт данных на любой максимальной скорости за 600 рублей в день, а дальше безлимитный с ограничением – 128 килобит. Это очень комфортный тариф. При поездке на три-пять дней куда-то в Европу это сравнимо с покупкой локальной сим-карты. Но эти цены не зависят от российских операторов, это цена внешних провайдеров, которым выгоднее поставить заградительные цены, чтобы, приехав, вы купили локальную сим-карту и полностью заплатили им эти деньги.

Сергей Медведев: Видимо, в будущем не только связь будет бесплатная, но и мир будет настолько другой, что этот бесплатный телефон покажется лишь маленьким приложением к этому великолепному будущему, к глобальной связи, соединенной по стандарту 5G, который ждет нас всех за углом.
https://www.svoboda.org/a/28481079.html

Хазин об экономике СССР эпохи Сталина



https://www.youtube.com/watch?v=HdbP35Q6lD8

Опрос: треть евреев Великобритании думает об эмиграции – из-за антисемитизма

Результаты опроса, проведенного британской правозащитной группой Тhe Campaign Against Antisemitism (CAA), свидетельствуют о том, что каждый третий гражданин Великобритании еврейского происхождения обдумывает возможность эмиграции – в связи с растущим антисемитизмом.

Об этом пишет 20 августа британский таблоид The Daily Mail.

Ниже есть продолжение.

В ходе данного исследования, проводимого в течение последних полутора лет, были опрошены более 10.000 британских евреев. 37% респондентов сообщили, что они избегают информировать окружающих о том, что являются евреями, 59% утверждали, что ощущают себя комфортно, живя в Соединенном Королевстве, а 17% заявили, что чувствуют недоброжелательность со стороны сограждан.

Лишь 39% доверяют правоохранительным органам и считают, что те принимают необходимые меры в рамках борьбы с антисемитизмом. Три четверти опрошенных уверены, что недавние политические события привели к усилению враждебности по отношению к евреям, 80% респондентов считают, что лейбористская партия укрывает в своих рядах антисемитов.

Большинство участников опроса, который проводился в сотрудничестве с маркетинговой компанией YouGov, расценивают исламистов как угрозу своему благополучию и находят, что власти не принимают необходимых мер для их защиты.

Отметим, что за первое полугодие 2017 года в Великобритании было зафиксировано 767 антисемитских инцидентов. Это количество является рекордным за весь период наблюдений, который стартовал в 1984 году, и на 30% больше, чем насчитывалось за аналогичный период прошлого года.

В числе этих инцидентов 80 – случаи физического насилия, и это на 78% больше, чем было в 2016 года, когда таковых набралось 45. Около половины этих инцидентов, а точнее 351 случай – вербальные оскорбления, нанесенные британским евреям.

В статье отмечается, что резкий всплеск антисемитизма зафиксирован в районе Большого Манчестера, где количество такого рода инцидентов выросло на 84%: с 79 случаев в 2016 году до 145 в текущем.

Статистика правозащитной организации Тhe Community Security Trust (CST) также свидетельствует: в 2016 году на территории Соединенного Королевство было замечено 1.309 антисемитских инцидентов, что на 36% больше, чем в предыдущем.

В феврале этого года CST сообщила о 1.309 антисемитских инцидентах в 2016 году – что на 36% больше, чем было зафиксировано в предыдущем...

...Три четверти опрошенных людей сказали, что недавние политические события в Англии привели к усилению враждебности по отношению к евреям.

С 2015 года 80 процентов респондентов заявили, что считают нынешнюю лейбористскую партию «убежищем для антисемитов».

В 2015 году лейбористов возглавил Джереми Корбин — левый политик, который в 2009 году назвал Хизбаллу и ХАМАС своими «друзьями».

Корбин сказал в прошлом году, что сожалеет о том, что называл террористов в числе своих друзей, но это не улучшило его имидж среди членов еврейских общин.

В Соединенном Королевстве и за его пределами евреи и сейчас обвиняют Корбина в приверженности идеям антисемитизма, и считают, что многие тысячи его сторонников, присоединились к лейбористам в знак поддержки его антисемитской политики.

http://txt.newsru.co.il/world/20aug2017/jew476.html
http://cursorinfo.co.il/tret-britanskih-evreev-namereny-pokinut-stranu/