...
Черновцы – Заполярье
В 1940 году город Черновцы в составе Румынии (Северная Буковина) был аннексирован Советским Союзом. В городе, где, согласно переписи населения от 1930 года, проживали более 45 тысяч евреев, сразу же была прекращена деятельность большинства еврейских общинных и культурных учреждений. Тысячи евреев были арестованы и высланы в Сибирь.
"Пришли ночью. Сказали надеть на себя, сколько смогут, и больше ничего не брать. Отец начал собирать какие-то серебряные ложечки, но его остановили. Мама была беременна мной, на седьмом месяце. Один из солдат вытащил из шкафа меховое пальто, накинул ей на плечи и сказал, что это ей пригодится", – рассказывает израильская пенсионерка Арьяна Вайнштейн.
Ниже есть продолжение.
У семьи Арьяны была в Черновцах мебельная мастерская, на которой работала вся родня. Говорили в семье на немецком и на идиш, румынский учили в школе. Ходили в хедер, учили молитвы. Религиозными не были, но все праздники соблюдали строго.http://txt.newsru.co.il/arch/israel/30jan2018/aryana_501.html
Сразу после аннексии мастерскую отобрали. А несколько месяцев спустя за ними пришли. Родители потом рассказывали Арьяне, что их привезли на вокзал и погрузили в набитый евреями состав. Почти всех мужчин грузили отдельно, но поскольку мать Арьяны была беременна, мужу разрешили ее сопровождать. И так мать Арьяны, ее отец, а также мать отца и его младший брат оказались в поезде, который выехал из Черновцов в неизвестном направлении.
Ехали долго. Арьяна, судя по сохранившемуся свидетельству о рождении, появилась на свет в селе Каравай Маслянского района Тюменской области.
Еще несколько месяцев спустя семья оказалась в Заполярье, в поселке Шуга Надымского района Ямало-Ненецкого автономного округа.
За Полярным кругом
"До Шуги вместе с нами довезли несколько десятков семей. А там тундра и больше ничего, кроме комаров. Нас поселили в бараках, но отец боялся, что среди инфекций я не выживу, и решил рыть в землянку. Потом еще многие последовали его примеру. В этой землянке мы прожили 7 лет", – рассказывает Арьяна.
Отец Арьяны, по ее словам, работал на заготовках льда. Питались все в основном рыбой и олениной. У матери началось воспаление суставов. Сама девочка часто болела.
"Там десять месяцев зима, и два месяца комары едят. Папа красил раствором из коры мешки, и женщины из них шили. И вязали из пеньки, разматывая сети", – говорит Арьяна.
Женщина рассказывает, что после войны власти Польши предложили принять обратно часть высланных в Сибирь евреев. То же самое обещал сделать и румынский король, но не успел. По словам Арьяны, многие соседи выдали себя за поляков, и им удалось уехать в Польшу, однако ее отец, Герман Рехтер, отказался пойти на этот шаг, потому что "заповеди запрещают лгать".
В 1947 году, когда девочке исполнилось семь лет, Рехтерам разрешили переехать в Салехард – областной центр, где была школа.
"Прямо в центре поселка, рядом с консервным комбинатом, была тюрьма и стояли вышки с охранниками. Я помню, как боялась там ходить, но потом их убрали. В еврейской общине Салехарда было несколько десятков семей, но я была единственным ребенком школьного возраста. И единственным еврейским ребенком в школе. И когда я возвращалась из школы домой, все жители выходили из своих бараков и спрашивали, что я сегодня проходила в школе и какие получила отметки. И я должна была очень хорошо учиться. Я отлично помню всех учителей, потому что каждый учитель был экземпляр. Астрономию мы всегда изучали на улице, я и сейчас ее помню. А когда я уже из Израиля поехала в Египет, я вспомнила даже на какой странице в учебнике истории были нарисованы пирамиды. Могла ли я тогда знать, что в них попаду…", – говорит Арьяна.
В школе учились в основном дети ссыльных – татары, литовцы. Учителя, по словам Арьяны, тоже были ссыльными. Несмотря на все старания Арьяны, в школе строго следили за тем, чтобы еврейская девочка не была в классе первой. Но кроме этого, по словам женщины, в Салехарде они не страдали от антисемитизма. Русские и остальные жители поселка ходили в баню по субботам, чтобы евреи могли устраивать банный день в пятницу. Мать Арьяны состояла в родительском комитете. Отец устроился работать на судоверфь модельщиком по дереву. Он занимался чертежами, изготавливал из дерева детали, а потом их отливали в литейном цехе.
Роза, мать Арьяны, считалась местной "рабанит", поскольку была хорошо образована, могла посчитать, когда нужно отмечать праздники, объясняла, как устраивать свадьбы и похороны, и активно занималась "шидухами", так как еврейские жители Салехарда очень опасались ассимиляции. Арьяна рассказывает, что в Беэр-Шеве до сих пор живет 90-летняя женщина из Салехарда, которая вышла замуж по такому "шидуху".
Однако, как бы хорошо Арьяна ни училась, ребенок ссыльных не мог рассчитывать на поступление в университет. Помог случай. За несколько лет до окончания Арьяной школы ее отец получил путевку в дом отдыха в Тобольск, и взял девочку с собой.
"Я там впервые в жизни увидела цветы и фрукты. И тепло. Раньше я знала только, что есть зимнее пальто и летнее пальто", – говорит наша собеседница.
В доме отдыха Арьяна подружилась со своим сверстником-казахом, который тоже отдыхал там с отцом – заведующим кафедрой в ветеринарном институте Семипалатинска. Когда Герман Рехтер рассказал новому знакомому свою историю, тот предложил отнести документы Арьяны в недавно открытый в городе мединститут, организованный в Семипалатинске евреями, сосланными туда из Москвы, Киева и других крупных городов в связи с "делом врачей". Этот казах, имени которого женщина уже не помнит, сдержал слово и, когда Арьяна окончила школу, принес ее документы к ректору мединститута, тоже казаху, и попросил его допустить девочку к экзаменам. Ректор, по словам Арьяны, сказал, что впервые видит, чтобы казах пришел просить за еврея. И получил ответ: "А мы вместе с ним вшей кормили". Так Арьяну допустили к экзаменам, она набрала 19 баллов из 20 возможных, и была принята.
Семипалатинск – Ставрополь – Кабардино-Балкария
"В институте на всех кафедрах, кроме военной, преподавали евреи, и преподавали великолепно. А студентов-евреев было очень мало. Я помню, как ко мне подошли парни постарше и сказали, что если меня будут обижать, чтобы я им сказала. Но я себя в обиду не давала. Первый курс для меня был пыткой, но потом я открыла для себя психиатрию, и мне удалось перевестись в мединститут в Ставрополе. Я была лучшей студенткой, я ездила на все сборы хлопка, урожая, целину и так далее, я всегда была первой. И была уверена, что меня оставят на кафедре, но вдруг получила распределение в Калмыкию участковым врачом. Это как вы и космос, понимаете? Психиатрия была моим призванием, я в любую психиатрическую больницу могла войти как к себе домой. И сказала, что участковым не поеду", – рассказывает Арьяна.
По словам женщины, и тут ей повезло. Один из ее друзей-однокурсников получил распределение в психиатрическую больницу в Кабардино-Балкарии, и ему удалось устроить туда же Арьяну: "Больница была на 150 коек, прямо посреди степи. И я должна была работать там в женском отделении. Собрала вещи, села на поезд, приезжаю в Прохладное, где меня должны были встретить на "газике", а меня никто не встречает. Оказалось, что мой приятель вместе с главврачом больницы разбились на мотоцикле. Так я оказалась в этой больнице единственным врачом. Меня официально перевели из Калмыкии в Кабардино-Балкарию, и я год прожила в больнице, практически не выходя. Я за этот год сдала кандидатский минимум, а потом поехала в ординатуру в Ташкент. Но после землетрясения уехала к семье в Кисловодск".
Кисловодск – Арад
Родили Арьяны переехали в Кисловодск, еще когда их дочь училась на втором курсе. Несколькими годами ранее у Германа Рехтера начались проблемы с сердцем, и начальство выдало ему путевку в санаторий в Кисловодске. Там он почувствовал себя настолько хорошо, что решил при первой же возможности туда переехать.
А в 1959 году, спустя 19 лет после того, как Рехтеров сослали за Полярный круг, их реабилитировали и выдали им паспорта. И Рехтеры уехали в Кисловодск.
В Кисловодске Герман Рехтер пришел на мебельную фабрику и попросился чернорабочим.
"Еврей, и рабочий? Его не хотели брать, но он походил по фабрике и сказал, что готов работать с отходами, которые рабочие выбрасывают. Он, кстати, и в Израиле потом все время на свалки ходил. Позже папа придумал универсальный станок по обработке дерева. Правда, все его открытия подписывали другие, уж больно немецкая у него была фамилия. В конце концов он, не имея никакого образования, дослужился до старшего инженера завода. В городе его называли "немцем" и очень уважали. Они с мамой даже не думали ехать в Израиль. Но моя фамилия в Кисловодске не звучала", – рассказывает Арьяна.
Приехав в Кисловодск, Арьяна прошла специализацию и начала работать невропатологом и психиатром в поликлинике: "Но был там один товарищ, которому не нравилась моя фамилия. А мне рассказали, что в Москве при институте повышения квалификации врачей открыли курсы психотерапии, где преподавали в том числе гипноз и аутотренинг. Попасть туда было немыслимо, но меня научили, я взяла ящик нарзана и ящик коньяка и поехала в Москву на три месяца. Днем училась, по вечерам ходила в театры. Вернулась в Кисловодск, и меня взяли в отделение лечения невроза в санаторий, где главврачом был мой бывший преподаватель. Дали 30 коек и сказали лечить пациентов аутотренингом и электросном. Скажу честно, спали у меня все отлично, и я даже смогла написать там научную работу".
В 1968 году мать Арьяны, Роза, побывала в Израиле, где жил ее брат (остальная семья Розы погибла в Освенциме, а брату удалось бежать). Вернувшись домой, Роза сказала, что в Израиле они жить не смогут.
Но Арьяне продолжала мешать пятая графа. К тому же, родители настаивали на том, чтобы дочь вышла замуж только за еврея.
"Я послушалась родителей, вышла за Вайнштейна, потом родились дети, и тогда уже я сказала, что не хочу, чтобы они женились на русских. Я решила, что мы все едем в Израиль", – рассказывает Арьяна.
И началось хождение по мукам. Сначала нужно было получить характеристики. Герману Рехтеру дали "слишком хорошую", и он опасался, что с такой его никуда не отпустят. Роза нигде не работала, поэтому характеристику ей должен был выдать "уличный комитет", где "даже такого слова не знали". Арьяне же, которая к тому времени работала в больнице, пришлось идти за характеристикой к парторгу: "И вот я стою перед ним, а он все говорит и говорит о том, сколько мне дал Советский Союз и что я не должна так поступать. А в кабинете в это время женщина полы моет и в какой-то момент поднимает голову от швабры и говорит: "А вы знаете, что в Библии написано, что все евреи должны вернуться на свою историческую родину?" Она баптисткой была. Парторг замолчал, взял бумагу и подписал".
К тому времени отец Арьяны, который все делал своими руками, смастерил во дворе их дома еще одну постройку, однако это строительство считалось незаконным и продать дом было невозможно, а денег на отъезд больше взять было негде. И тогда Арьяна вспомнила о своем бывшем пациенте, партийном чиновнике, которого звали Николай Федорович Пацула. Женщина рассказала ему всю историю, тот пришел и оформил все так, чтобы Рехтеры могли продать дом. Денег за это Пацула не взял.
"Когда я вышла на пенсию, я его нашла. Оказалось, что они с женой живы, и он нас прекрасно помнит. Я полетела к ним, была очень трогательная встреча, потом я привезла их сюда, мама еще была жива, и мы навестили ее в доме престарелых. Одна из его дочерей уже три раза ко мне приезжала, а я каждый год 14 октября езжу к нему на день рождения. Кстати, Пацула этот был ярый антисемит, из очень простой семьи. Я пару лет назад спросила его, почему он нам помог. Он сказал: "Я не мог видеть, как вы страдаете". Этому человеку я обязана по гроб жизни, мы бы без него не уехали", – рассказывает Арьяна.
В аэропорт Рехтеры-Вайнштейны уезжали ночью. Младшему сыну Арьяны было 10 месяцев.
"Нас привезли в Арад. Мы ничего не знали, родители были в трансе, у меня на руках грудной ребенок. Все оказалось совсем не так, как нам писали. Папа все сетовал, почему Моше Рабейну не мог выбрать Швейцарию… Дети наши по-русски не говорят. Не то чтобы ненавидели Советский Союз, но и общего ничего иметь не хотели. Я помню, как еще когда я в школе была, папа не пускал меня в дом в красном галстуке, говорил оставить "эту тряпку" за дверью", – говорит Арьяна.
Женщина быстро подтвердила диплом, поработала год в Ашкелоне, а потом из Арада семья переехала в Беэр-Шеву, где Вайнштейн начала работать в больнице и вскоре стала заместителем заведующего отделения психиатрии. Герман Рехтер, отец Арьяны, поступил на работу в Беэр-Шевский университет, где до самой смерти работал в исследовательском отделе.
Из больницы Арьяна Вайнштейн перешла работать в больничную кассу "Маккаби", и на пенсию вышла уже в должности заведующей психиатрического отделения "Маккаби" всего Негева. Это было в 2004 году.
"Где я только ни работала. Только от частной практики отказывалась, потому что не могу брать деньги с душевнобольных", – говорит Арьяна.
После выхода на пенсию Вайнштейн переехала в Тель-Авив, начала работать консультантом в больнице "Асута" и с тех пор объездила почти весь мир. У женщины двое сыновей и пятеро внуков. А после смерти матери Арьяна решила отыскать документы о депортации родителей и посетить места своего детства.
Тель-Авив – Заполярье
Оказалось, что попасть в Салехард не так-то просто. Пока Арьяна выясняла, как это сделать, она списалась с местной школой, построенной вместо той, в которой когда-то училась. Оказалось, что в школе как раз начали делать небольшой музей истории города. И когда Арьяна прилетела в Салехард и пришла в школу, она увидела на стене свою детскую фотографию.
"Меня попросили рассказать детям о репрессиях, а потом завели в класс, где по стенам висели старые снимки. И на одном из них я узнала себя. Это фотография всего нашего первого класса, где в первом ряду, рядом с учительницей – я. И у меня этот снимок тоже сохранился", – говорит Арьяна и достает старое фото.
Вайнштейн попала в городской архив, где нашла документы о выселении и ссылке своей семьи. "По указу Верховного Совета… Сын фабриканта, жена фабриканта, сноха фабриканта…"
"Тяжело было, конечно. Я отвечала на вопросы детей и думала, как же им повезло. Но я очень рада, что вернулась туда уже израильтянкой. Мы евреи. Плохо это или хорошо, не знаю. Но наше место здесь, другого нет. Моя мама, Роза Моисеевна, была совсем непохожа на еврейку – светловолосая, голубоглазая. И ей часто говорили – мол, вы хорошая женщина, не надо говорить, что вы еврейка. А она говорила: "Вы меня обижаете"".
No comments:
Post a Comment