Monday, January 29, 2018

Тиллерсон: США и Европа начали работу над обновлением ядерного соглашения с Ираном (English, Russian)

Tillerson says Washington, Europe start work on Iran nuclear deal

Tillerson, ending a week-long European trip in Warsaw, said that he had secured support from Britain, France and Germany - all parties to the 2015 agreement - to work on the deal that President Donald Trump has warned he will walk away from unless changes are made.
https://www.reuters.com/article/us-mideast-crisis-syria-tillerson/tillerson-says-washington-europe-start-work-on-iran-nuclear-deal-idUSKBN1FG0CF

Тилерсон сказал, что он уже заручился поддержкой Великобритании, Франции и Германии.

Соединенные Штаты и европейские союзники создали рабочие группы для обсуждения изменений в нынешнее ядерное соглашение с Ираном, которое раскритиковал ранее президент США Дональд Трамп, а также относительно реакции на деструктивное поведение Ирана в регионе.

Об этом заявил в субботу государственный секретарь США Рекс Тиллерсон во время пребывания в Варшаве...

Ниже есть продолжение.

"Что касается иранского ядерного соглашения, то президент Трамп достаточно четко выразил свое мнение, что это соглашение имеет ряд недостатков, и он намерен исправить их. То, что мы согласились сделать, это работа с нашими европейскими коллегами, особенно с Е3, и в конце концов с ЕС, чтобы определить, вопросы по каким сферам, по нашему мнению, должны быть решены, а также о механизме, согласно которому мы можем рассмотреть эти вопросы", - заявил госсекретарь США.

Он подчеркнул, что "рабочие группы уже начали встречи в рамках усилий по согласованию этих принципов", а также возможности привлечения иранцев к обсуждению этих вопросов.
Читайте также: Трамп и Нетаньяху обсудили ситуацию с Ираном

В то же время, глава Госдепартамента подчеркнул, что политика США в отношении Ирана намного шире, чем ядерное соглашение. "В США возникает все большая озабоченность и обеспокоенность по поводу пагубного поведения Ирана во всем регионе: поддержка повстанцев Хути в Йемене; запуск ракет из Йемена по Саудовской Аравии; поставка оружия ополченцам, которые дестабилизируют Ирак и Сирию; поддержка ливанских "Хизбаллах", - подчеркнул Тиллерсон. Он отметил, что эти беспокойства также разделяют союзники США.

"Итак, наша рабочая группа также намерена определить сферы более тесного сотрудничества с Европой, чтобы ответить на пагубное поведение Ирана", - сказал госсекретарь США.
https://www.ukrinform.ru/rubric-world/2391052-ssa-i-evropa-nacali-rabotu-nad-obnovleniem-adernogo-soglasenia-s-iranom-tillerson.html

Каким вы запомнили Эдуарда Шеварднадзе?

Немного сокращено. Форматирование не сохранено.



Бывший советский министр иностранных дел и президент Грузии Эдуард Шеварднадзе, скончавшийся на 87-м году жизни, будет похоронен в воскресенье в своей резиденции неподалеку от Тбилиси. О годах работы с министром...рассказал переводчик Эдуарда Шеварднадзе и Михаила Горбачева, эксперт Горбачев-фонда Павел Палажченко.

Ниже есть продолжение.


– Каким вы запомнили Эдуарда Шеварднадзе?


– Может быть, начать с первых впечатлений? В МИДе разное говорили, когда Шеварднадзе назначили. Был, несмотря на усталость от Громыко, все-таки определенный культ Андрея Андреевича, и были сомнения относительно того, может ли политик, чья биография прошла вне проблем внешней политики, стать успешным и уверенным министром иностранных дел Советского Союза. Я слышал скептические отзывы. Сам я относился к ним критически. Я убежден, что традиция, когда министром иностранных дел становится не карьерный дипломат, а человек с политическим опытом – верная. Есть, конечно, примеры очень успешных министров иностранных дел – карьерных дипломатов, но еще больше примеров, когда такими становятся крупные политики. Я мало знал Шеварднадзе, но у меня было ощущение, что Горбачев сделал тут интуитивный выбор и что вполне возможно, этот интуитивный выбор окажется правильным. Тогда я не знал, что их связывали достаточно тесные личные отношения (что редко бывало, кстати, в рядах советских политиков крупного масштаба) и что для Горбачева был одним из важных фактор личного доверия, не личной преданности, а именно доверия.

Первый раз я увидел Шеварднадзе непосредственно в деле в июне или в июле 1985 года на Хельсинкской конференции, на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это была конференция, посвященная десятилетию подписания заключительного акта. Собрались все министры иностранных дел, и для Шеварднадзе это был первый выход в свет.

Я тогда не был ведущим переводчиком английского языка в МИДе, но поскольку советское руководство впервые дало согласие на применение в переговорах синхронного перевода, это поручили мне, у меня опыт был большой. И Шеварднадзе, что до некоторой степени, может, удивительно, не побоялся, не смутился его применению на переговорах. Это тоже был символический шаг.

Я переводил большую беседу с [госсекретарем США Джорджем] Шульцем, которая была организована под синхронный перевод, и, конечно, обратил внимание, что Шеварднадзе строго придерживался тезисов, которые были подготовлены заранее (так называемый «разговорник»). Когда он выступал на конференции – в большом зале, при стечении народа, где все тридцать с лишним делегаций были представлены полностью, он чувствовал себя не то что неуверенно, а скованно. У меня даже было впечатление, что он еле дошел до трибуны. И когда он читал текст, было видно, что он волновался.

Но, пожалуй, уже на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где его выступление состоялось в конце сентября, то есть всего через два-три месяца, он уже выглядел более уверенно. А на последовавшей за этим встрече в Вашингтоне он не был скован, совершенно не чувствовалось никакой неуверенности. Министр иностранных дел с Рейганом не встречался уже несколько лет, с момента сбития корейского самолета, и встреча была чрезвычайно ответственной. Надо отдать ему должное, Рейган тоже сделал все возможное, чтобы расположить к себе собеседника, был очень любезен. Естественно, он держался американских позиций, но было видно, что ставит задачу установить определенные личные отношения с министром. Я считаю, что ту встречу Шеварднадзе провел очень хорошо. В результате договорились о женевской встрече Рейгана и Горбачева, она последовала в ноябре 1985 года. Эта встреча недооценена, на мой взгляд, по многим параметрам она историческая, и уже тогда Шеварднадзе играл существенную роль.

Вот это – мои первые впечатления. А потом я проехал с ним от Кубы, Латинской Америки до Австралии, Камбоджи, Лаоса, Вьетнама, в Китае был, словом, есть что вспомнить.

– А Громыко нужно было поменять потому, что он бы не справился с новой политикой, которую предлагал Горбачев?

– Что такое «нужно было поменять»? Думаю, что тогда это все восприняли как абсолютно нужное дело. Министр тогда находился на своем посту почти тридцать лет. Это очень много. И конечно, у человека складываются определенные привычки, определенные кадровые предпочтения и определенная репутация...

– Mister No.

– Mister No, безусловно, хотя он далеко не всегда был Мистером Ноу и старался ориентировать дипломатов на конструктив. Однако никаких сомнений нет, что при сохранении того кадрового состава, а именно Громыко и тех заместителей, которые у него были, серьезные изменения во внешней политике были бы невозможны.

Горбачев, особенно первоначально, ставил задачу сочетать преемственность внешней политики и серьезные изменения и в атмосфере, и в наших позициях. Шеварднадзе видел, как мне кажется, свою задачу в том, чтобы, играя по правилам, когда любые внутренние внешнеполитические шаги должны были согласовываться, проходить межведомственный процесс, изменить все же ситуацию, в которой Советский Союз оказался. То, что эта ситуация была столь же неприемлемой, сколь и внутриполитический тупик, думаю, и Шеварднадзе, и Горбачев осознавали. И их разговор в Пицунде, сразу после ввода наших войск в Афганистан, когда они друг другу сказали, что дальше так жить нельзя, что должны прийти большие перемены, многое предопределил. А разговор ведь этот был за шесть лет до прихода Горбачева и прихода Шеварднадзе в МИД. Они не были революционерами, они шесть лет ждали, они играли по правилам, Шеварднадзе выступал с хвалебными речами Брежневу – чтобы сохранить себя и дожить до времени, когда они смогут что-то изменить. Это были такие люди. Но, безусловно, взаимное осознание необходимости перемен во внешней и внутренней политике у них было.

Вспомним 1985 год. Это пик гонки вооружений, развертывание ракет средней дальности в Европе, продолжение развертывания наших ракет. Это испорченные отношения и с США, и с европейскими странами, прежде всего из-за этой проблемы. Это Афганистан и наша вовлеченность в конфликты от Никарагуа до Камбоджи, в Анголе и других местах. Это плохие отношения с Китаем. Мы были в ситуации полной международной изоляции, хотя, конечно, Горбачев и Шеварднадзе это в открытую не говорили.

Надо было выходить из изоляции и начинать процесс строительства нормальных отношений со всеми странами.
Эта задача не всегда так формулировалась, но я абсолютно убежден, что и Горбачев, и Шеварднадзе понимали ее именно так. И конечно, не было тогда полного понимания, каким образом это делать. В конечном счете оказалось, что для этого необходимы не только внешнеполитические шаги, но и серьезные внутриполитические изменения. Именно поэтому и Шеварднадзе, и МИД при Шеварднадзе был инициатором очень важных внутриполитических решений, таких как закон о свободе выезда, о религиозных объединениях (то есть о свободе вероисповедания), и многих других внутриполитических шагов, которые либерализовали нашу внутриполитическую систему.

– Почему не формулировали? Боялись признать?

– Ну конечно. Это ведь не так просто любому политику сказать, что то, что делали предшественники, – а это были столпы системы, из которой и вышли новые политики, – привело к тому, что наша страна оказалась в международной изоляции, что у нашей страны нет настоящих друзей, а все страны по разным причинам относятся к нам с недоверием и подозрением. Сказать это было все равно что выйти Горбачеву на трибуну двадцать какого-нибудь съезда КПСС и сказать, что система прогнила и ее надо заменять. Это было бы равнозначно его разговору на суахили или иврите, не на немецком и не на английском даже. Не совершают политики таких самоубийств. Политики действуют по-разному, иногда очень смело, но очень редко они действуют, декларируя полный разрыв с прошлым. Ни один политик не должен этого делать, на мой взгляд, – этим он только подрывает собственные позиции.

– А вы помните интервью 1985 года, первое интервью американского президента в советской прессе почти за 25 лет? Последнее брал Алексей Аджубей еще у Кеннеди.

– Безусловно, еще при подготовке женевской встречи уже изменился тон нашей пропаганды. Совершенно неслучайно и то, что было в последующие годы, – обменивались президенты США и СССР новогодними поздравлениями, их передавали по телевидению. (Конечно, у нас это имело больший эффект, чем там, – у нас было общенациональное телевидение, и обращения Рональда Рейгана передавались по первому каналу.) Неслучайна и возможность, которая была предоставлена Маргарет Тэтчер – дать интервью в прямом эфире, в ходе которого она эмоционально разбила интервьюеров. Разбила именно своей эмоциональностью, нельзя сказать, что она выдвинула какие-то особые аргументы, но своей убежденностью она резко контрастировала с интервьюерами, которые не знали, как на это реагировать. Конечно, интервью с ней не было инициативой журналистов, это было решением сверху.

– Политбюро такие вещи решало?


– Тут я не знаю, либо Политбюро, либо Секретариат. Но надо учесть, что даже решения, которые принимались уровнем ниже Политбюро, скажем, Секретариатом ЦК КПСС, отделами ЦК КПСС или даже руководством ведомств, значительно определялись атмосферой, флюидами, которые исходили сверху. А сверху исходили флюиды реформаторские, были намерения сделать общество более гуманным, более человечным, это чувствовалось, и принимались такие решения не из-под палки, а потому, что хотели быть в тренде. Тренд определял все.

– Вы соглашаетесь с тезисом о том, что Шеварднадзе – фигура международного исторического масштаба?

– Безусловно. Это министр иностранных дел, с которым навсегда будут связаны изменения, которые произошли. Я описал ту внешнеполитическую картину и то положение, в котором был Советский Союз в середине 1985 года. Теперь посмотрим на конец 1980 – начало 1990-х, и это совершенно другая картина. Начат процесс ядерного разоружения, ликвидируется два класса ядерного оружия – ракеты средней и меньшей дальности, которые в силу просто географического положения были более опасны для нас, чем для Запада и тем более для США. Определены параметры сокращения на 50% стратегических вооружений, при этом формат сокращения позволяет Советскому Союзу все-таки главное в своей ударной мощи сохранить, это вполне равноправное соглашение. Нормализованы отношения с США. Мы больше не считаем проблематику прав человека западной идеей, которая направлена на подрыв нашей системы. Нормализованы отношения с Китаем. Мы вышли из конфликтов в Никарагуа, Анголе, Камбодже. Мы стали участником ближневосточного мирного процесса. Мы на приемлемых условиях пережили процесс объединения Германии, и Германия стала едва ли не главным союзником нашей страны на международной арене. Отношения с Германией – это завоевание, которое осталось до сих пор. Мы пережили процесс перемен не только в ГДР, но и в других странах Восточной Европы, и так, что это не столкнуло нас с Западом, а, наоборот, скорее сблизило. Все это говорит, что мы не просто вышли из изоляции, а мы оказались в положении, когда в последние советские годы и в первые годы существования Российской Федерации как независимого государства у нас не было врагов. Это факт.

– С одной стороны, мы отдали свободу многим народам...

– Но прежде всего своему.

– ...но при этом говорят о другой стороне той же медали, – о потере влияния.

– Какое у нас было влияние, скажем, на страны Восточной и Центральной Европы, на наших союзников по Варшавскому договору? Влияние из-под палки. Ввели мы войска в Афганистан, вот в ООН из-под палки они нас и поддержали. Мы же понимали, что поддержка не искренняя, они же понимали, что им это навязано. Если уж на то пошло, то любое влияние на штыках — влияние непрочное.

Мы в те годы приобрели много друзей, но я бы не сказал, что союзников, потому что союзников и влияние надо завоевывать кропотливой работой. Потенциально нашими партнерами, серьезными, стратегическими партнерами могли бы стать многие страны, но в 1990-е годы, на мой взгляд, по многим причинам этого не произошло, по-настоящему наших союзников мы не приобрели. И до сих пор эта задача стоит, а из-за того, что произошло в последние месяцы, она выглядит чрезвычайно трудновыполнимой, может, вообще невыполнимой.

– У вас было ощущение, что вы вдруг поняли, к кому прикоснулись?


– У меня с самого начала было уважение и к Горбачеву, и к Шеварднадзе. Я был молодым и не очень опытным человеком, но я тоже разделял ощущение крайнего неблагополучия и во внутренней ситуации, и во внешней. И потому уважал их как людей, которые не побоялись взвалить на себя ношу необходимых и, как мне уже тогда казалось, рискованных перемен. Я никогда не забуду, как в 1986 или в 1987 году прочитал то ли интервью, то ли статью режиссера Сергея Параджанова. Он уже тогда сказал, что боится, что все развалят, а обвинят во всем Горбачева. Эти люди с самого начала знали, что идут на риск. С Эдуардом Амвросиевичем мы каких-то глубоких бесед не вели, но я не раз говорил с его ближайшими помощниками, Сергеем Тарасенко и Теймуразом Степановым, и видел, что колоссальные трудности, с которыми перестройка столкнулась, он переживал очень тяжело, пропускал через себя и очень эмоционально реагировал на многие вещи. Я это видел, знал, и это увеличивало мое уважение. По всему, что я видел вокруг, я стал понимать, что существует довольно серьезное различие в подходах, в менталитете среди наших руководителей.

– Противостояние?


– Я не ощущал это как противостояние, но было ощущение, что несколько человек, навскидку – [Егор] Лигачев, [Николай] Рыжков, [Анатолий] Лукьянов – мыслят по-другому. Формально же они поддерживали перестройку и говорили о необходимости реформ.

– Архитектором гласности справедливо называют Александра Яковлева, но при этом и Шеварднадзе сделал этот первый шаг – с «Покаянием» Тенгиза Абуладзе. Он очень активно, говорят, «лоббировал» его показ.


– Уж не знаю, кто был архитектором, но взял на себя это бремя все же Горбачев. Я напомню, что было, и это я знаю очень хорошо. На осень 1986 года намечался Пленум по кадровым вопросам. Горбачев был крайне недоволен материалом, которые ему к этому Пленуму готовили отделы ЦК. В начале ноября 1986 года был визит в Индию, и его сопровождала большая группа наших академиков, членов ЦК, и [Георгий] Арбатов, и [Роальд] Сагдеев, и [Евгений] Велихов, и [Евгений] Примаков. Некоторые участвовали в переговорах. После них Горбачев собрал всю делегацию, включая Шеварднадзе, [Юлия] Воронцова, и я почему-то там тоже присутствовал, хотя переводить было нечего. Горбачев сказал, что поскольку присутствуют члены ЦК, то он скажет, что готовится Пленум, и очень просит всем давать предложения, что дело не только в кадрах, все, говорил, очень скованно, косно, надо сдвинуть с места наши внутриполитические процессы. И, как вы знаете, Пленум состоялся в январе 1987 года, и вот на нем Горбачев и выступил с речью, в которой говорил о гласности и о том, что надо раскрепостить общество, предоставить людям реальные гражданские свободы (хотя так это и не формулировалось, может), то есть взял он это на себя. (На Пленуме 27-28 января Михаил Горбачев прочитал доклад «О перестройке и кадровой политике партии», где были представлены направления реформ...)

– И Яковлев не был причастен к речи?

– Безусловно, был! Но политическую ответственность взял на себя Горбачев. Есть фотографии из Никольского, где сидят Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев, [Вадим] Медведев, [Георгий] Шахназаров. Как рассказывала Раиса Максимовна, она иногда заходила предложить чайку попить, борща поесть, и, как она говорила, разговор шел на повышенных тонах, очень нелегко рождалась эта речь. Думаю, не надо тут приписывать что-то одному человеку, главное, что политическую ответственность на себя взяло первое лицо в стране.

Безусловно, Шеварднадзе к этим изменениям имел самое непосредственное отношение. Не только МИД, но и он очень активно выступал с инициативами, направленными на решение проблем въезда и выезда, прав человека, свободы слова. Многие из этих инициатив Шеварднадзе не только поддерживал, но и от имени МИДа направлял в Политбюро.

– А еще отмена карательной психиатрии, освобождение политзаключенных...


– Да! Каким образом удалось это сделать? Договорились с Рейганом создать рабочие группы по всем вопросам, и впервые в число этих рабочих групп была включена проблема прав человека и гуманитарного сотрудничества.

– Это что-то вроде последней комиссии Макфола и Суркова?

– Вот именно! А ведь в свое время, при Буше-младшем, от таких комиссий отказались, и очень напрасно, тогда можно было кое-что сделать. Горбачев, кстати, все годы, когда таких рабочих групп и комиссий не было, постоянно выступал, рекомендовал и американским послам, и нашему руководству восстановить эту систему.

Тогда же впервые проблематика прав человека и гуманитарных проблем была поставлена в повестку дня одной из этих групп. Американцы ставили вопросы о выезде, о карательной психиатрии, хотя не так остро (все же психиатрия тонкий вопрос; да, карательной психиатрии быть не должно, но в каждом конкретном случае такой вопрос ставить трудно, они же не врачи, в конце концов). Вопросы намечались, но активно не ставились, проблематика в основном с их стороны касалась выезда и отказников. И в чем, на мой взгляд, правильность подхода и величие и Шеварднадзе как политика, и Горбачева, который брал на себя политическую ответственность? В том, что они поняли, – дело не только во въезде и выезде сограждан. Горбачев взял на себя инициативу поставить вопрос на Политбюро об Андрее Сахарове, потребовал от Владимира Крючкова каких-то документов, которые бы свидетельствовали, за что все-таки выслали Сахарова, в чем его вина.

– Их не нашли.

– Крючков сказал, что нет такого. И тогда Горбачев спросил, есть ли возражения против того, чтобы академик Сахаров мог вернуться в Москву. И все сказали, все, что нет таких возражений. Это Горбачев умел делать, даже самых консервативных членов Политбюро мог двигать к человеческой, нормальной позиции. (Сахаров вернулся в столицу в конце 1986 года. – Slon.)

– А Генсеку разве можно было возразить? Прежде возражали?


– Конечно! И прежде возражали, и потом возражали. Но здесь все было настолько очевидно...

Важны очень символические шаги. Когда это решение было принято, или Лукьянов, или еще кто-то предложил об этом решении сообщить президенту Академии наук. На это Горбачев сказал, что Сахаров отправлен в город Горький по решению Политбюро, а не по решению Академии наук.

– И Сахарову поставили телефон в горьковской квартире.


– И лично Горбачев ему позвонил. Как он вспоминает, Сахаров совершенно не хотел ограничиваться протокольной частью и сразу очень запальчиво стал говорить о политических заключенных, называть фамилии. Неожиданность была в этом даже.

Но если возвращаться к МИДу, то механизм мидовских обсуждений гуманитарных проблем и прав человека способствовал тому, что мы сдвинули с места не только вопрос об отказниках. Система работы была такая: обсуждалось все на рабочих группах, а затем Шульц и Шеварднадзе выслушивали руководителей рабочих групп, с нашей стороны был такой посол [Юрий] Решетов. И вот выступают руководители группы по правам человека, излагают, Шеварднадзе что-то помечает себе и отвечает всегда таким словом: «Разберус!» И действительно разбирался.

Это сейчас кажется, что было так легко, но были действительно серьезные вопросы. Списки были большие, непростые, я немного этим занимался: в них были и люди, которые имели отношение к серьезным военным программам. Не думаю, что это какой-то секрет, я бы мог назвать как минимум десять фамилий людей среди отказников (некоторые известные, некоторые менее известные), кто работал в структурах военно-промышленного комплекса и кто был связан с очень секретными разработками.

– Если это не секрет, то назовете?

– Поскольку я не уверен, а только думаю, что это не секрет, не буду. Я тогда этим интересовался из человеческого любопытства, списки ведь при мне передавались... Решетов мне, помню, говорит: «Да я бы всех их сегодня отпустил, но ведомства же есть...».

Однако были в этих списках и люди, которые совершенно непонятно, почему там оказались. Американцы работали со списками, и их иногда было стыдно читать – не может столько людей быть носителями секретов. Я-то что, простой человек, никогда не чувствовал себя носителем бюрократической культуры, а вот Шеварднадзе был воплощением Советского Союза, и вот вдруг он получает списки и видит, что в них очень много произвола. У нас ведь всегда много произвола. И его это очень задевало по-человечески.

– Правильно ли я понимаю, что американцы настаивали прежде всего на возможности эмиграции для евреев?

– Я бы так не сказал. Списки отказников, так уж исторически сложилось, были сбалансированы в еврейскую сторону, но они не ставили вопрос о полном открытии шлюзов, массовом выезде. Ручей шел и при Брежневе, да, реки не было, но ручей шел.

– Как вы объясняете, почему все же запрещали выезд? Ведь кажется, что легче несогласных отпустить.


– Я объясняю это произволом. В самые плохие времена кто-то пользовался этим, чтобы сводить личные счеты. В принципе, американцы понимали, что могут быть ограничения на выезд у людей, связанных с вопросами национальной безопасности, но эти ограничения, считали они, должны быть обоснованными и не вечными. Я считаю такую позицию правильной, а у наших ведомств она вызывала вопросы.

Знаете, крупные бизнесмены говорят, что главный ограниченный ресурс – время. Так же и у политиков. Представьте, что этим всем надо заниматься тогда, когда вокруг проблемы, начиная с Чернобыля и заканчивая внешнеполитическими вопросами. Да и с той стороны ведь тоже были люди, которые не хотели сближения, устраивали, как нам казалось, провокации: то заходят американские корабли в территориальные воды, то шпионские скандалы. И когда на тебя все наваливается, проблема какой-то правозащитницы, которую не выпускают... Но этим тоже занимались. Занимались.

– У вас были человеческие потрясения от работы с Шеварднадзе? От каких-то его поступков?


– Прежде всего примеры личного мужества. Когда мы ездили в Пакистан, для того чтобы окончательно распутать проблемы вывода войск из Афганистана, его буквально окружили беженцы (возможно, это было и в какой-то мере организовано), десятки, если не сотни афганцев. Они кричат что-то на своих языках, а он спрашивает, есть ли кто-нибудь, кто мог бы по-английски поговорить о претензиях. Кто-то что-то ответил, я что-то пытаюсь перевести рядом с ним, а вокруг кричат, давят. А это были люди, многие из которых были, с одной стороны, бандитами, а с другой – потеряли своих родных и близких... Охрана аккуратно говорит: «Эдуард Амвросиевич, надо уходить», а он тем не менее продолжает говорить.

Те, кто с ним работал, много примеров могут привести. Не боялся он не то что в народ даже пойти, а во враждебную среду. Мы и сейчас видим по министрам, и нашим и иностранным, как тяжело бывает порой, но, пожалуй, Шеварднадзе первым дал пример личного мужества. Это запомнилось, конечно.

Запомнилось и то, как он переживал срывы и трудности, которые возникали в отношениях с американцами. Очень тяжело он переживал Рейкьявик: никакие договоренности не были подписаны, все уперлось в проблему ПРО. И если Горбачев с самого начала сказал, что это не провал, это прорыв, что мы заглянули за горизонты и договорились по очень крупным вопросам, согласовали параметры будущего договора (действительно, параметры были согласованы еще в Рейкьявике, но подписаны, к сожалению, только летом 1991 года), то Шеварднадзе переживал, что может произойти срыв отношений. Я с ним ехал в аэропорт в одной машине, и, несмотря на пресс-конференцию Горбачева, где он упирал на позитив, Шеварднадзе тогда мне сказал, что опасается за процесс. Очень осторожно он всегда говорил...

А в октябре 1987 года на грани срыва был и договор о ракетах средней дальности. Шеварднадзе очень переживал, ходил к Горбачеву, тот написал письмо Рейгану, и Шеварднадзе повез его в Вашингтон. Выделили самолет, в котором помимо экипажа и охраны Шеварднадзе, по-моему, было шесть человек: он, Карпов, Бессмертных, два помощника Шеварднадзе – Тарасенко и Степанов, – и я. Рванули в Вашингтон, за два-три дня удалось проблемы распутать, и возвращался он в очень хорошем настроении. И вроде бы все было в порядке, но все равно в ноябре ему пришлось еще три раза встречаться с Шульцем – в Москве, в Женеве и в Вашингтоне.

Все эти эпизоды связаны с его характером – человека, который все принимает близко к сердцу. Как ни странно, мне иногда казалось, что из всех людей, с которыми я работал, он наименее психологически защищен. Думаю, что это сказалось и в истории с его отставкой. (В декабре 1990 года Шеварднадзе неожиданно ушел в отставку, предупреждая о грядущей диктатуре. – [см. ролик в самом начале].)

– А «ночь саперных лопаток»?

– Шеварднадзе всегда считал, что он сделал все, чтобы это предотвратить. Первый раз, когда в Тбилиси был сход людей, он поехал туда, прочитал послание Горбачева с просьбой разойтись, с просьбой верить в то, что перемены будут, что их услышат. Второй раз, когда это произошло, люди стояли несколько дней и ночей. Шеварднадзе и Горбачев были с визитом в Англии, Горбачев попросил Шеварднадзе по возвращении поехать в Тбилиси. А его отношения со своим преемником, [первым секретарем ЦК Компартии Грузии Джумбером] Патиашвили, были не скажу, что очень теплые. С другой стороны, он понимал, что ответственность за республику несет Патиашвили. Шеварднадзе должен был вылететь, но уже произошло это. Комиссия [Съезда народных депутатов СССР, расследовавшая трагедию той ночи, под руководством Анатолия] Собчака пришла к выводу, что решение разогнать митинг было принято Патиашвили и генералом [Игорем] Родионовым.

Две комиссии разбирались в этом, включая прокурорскую.

– Указания из Москвы не было?


– Я думаю, что нет. Собчак читал этот доклад, где было сказано, что нет никаких документальных доказательств того, что решение принято в Москве, и никакой инструкции и указания из Москвы нет. А на нет и суда нет. А вот руководству республики и Закавказского военного округа казалось, что надо принять какое-то решение, что нельзя позволить людям днями и ночами стоять. Как они потом сказали, у Внутренних войск саперные лопатки являются частью экипировки. Это вообще абсурд!

С тех пор мы много чего узнали, видели водометы и слезоточивый газ в Греции, чуть ли не в Швейцарии, во Франции и так далее. Будучи реалистом, понимаю, что не может не быть случаев, когда государство принимает меры, чтобы очистить главную площадь города, хотя я считал, что это неправильно. Однако если уж вы принимаете решение разогнать людей, то должны думать о методах и средствах, и я не помню, чтобы в нормальных, демократических странах это приводило к большим человеческим жертвам. А тогда это было сделано очень варварски. Но уж если для меня это было ударом, то представляю, каким ударом это стало для Шеварднадзе, он был глубоким грузинским патриотом, очень любил свою страну и людей. До конца дней, думаю, Шеварднадзе ощущал это. Должен сказать, я никогда те события с ним не обсуждал. Отношения потом уже были такие, что вопрос задать было можно, но я понимал, что такой вопрос станет ножом в сердце. А Горбачев, я знаю, до сих пор переживает по поводу всех случаев применения силы.

– Хотела спросить еще про отказ от глушения западных станций (он был обещан Горбачевым президенту США на встрече в Рейкьявике, а также в речи на Генассамблее ООН в декабре 1988 года). Это был символический жест или осознанный, построенный на понимании того, что глушилки бессмысленны?

– Естественно, осознанный, но он имел и символическое значение, потому что вся горбачевская линия демократизации: и выборы Съезда народных депутатов, и гласность – исходила из понимания, что людям надо доверять, что люди не дети, пусть у них будет информация, а они сами разберутся. Многие считают такой взгляд простодушным и наивным...

– Подорвавшим всю систему.

– Да. Вспомните, Александр Исаевич Солженицын говорил, что горбачевская гласность все погубила, а это говорил человек, который считал важнейшей задачей публикацию «Архипелага ГУЛАГ». Главный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин ставил вопрос о публикации, поскольку Солженицын хотел опубликоваться у него. Я говорил с помощниками Шеварднадзе, они мне подтвердили, что этот вопрос обсуждался на Политбюро. (Заседание Политбюро, на котором принято решение о публикации «ГУЛАГа», состоялось 29 июня 1989 года....) И тот же Солженицын, который требовал публикации «ГУЛАГа», позже сказал, что гласность все погубила. Парадоксально. Другое дело, что, когда в своей статье «Как нам обустроить Россию» Александр Исаевич говорил многие вещи, в том числе очень разумные, его голос оказался потопленным под лавиной всего остального. И когда он вернулся в нашу страну, не смог оказаться в роли властителя дум, интеллектуального хозяина положения, которую он не без оснований ожидал. Мне кажется, поэтому он так сказал.

А Горбачев, Шеварднадзе и Яковлев были людьми, которые наиболее искренне и целенаправленно поддерживали это направление перестройки, и я считаю, исходили из того, что народу надо доверять. Другие так не считали. Как это выразил Егор Лигачев, социалистический плюрализм мнений – это хорошо, если он только социалистический. Это сейчас смешно, а тогда это был второй человек в партии. Он по-своему заслуживает уважения, все же Лигачев – последовательный человек, со своим мировоззрением. Но за этим мировоззрением стоит недоверие к народу. Потом, кстати, многие говорили, что прав был именно он, потому что прорвался национализм, появилось полное отрицание всей советской социалистической эпохи, и что этого допускать было нельзя. Но где тот судья, кто этот человек, который будет взвешивать, что можно, а что нельзя? Горбачев мне не раз рассказывал, что раньше на Политбюро решали, кто должен стать секретарем Союза писателей, а он снимал эти вопросы – пусть сами решают.

Так что тут дело не в архитекторстве, а в том, что было два разных подхода. И наиболее последовательно к вопросам гласности и свобод подходили, на мой взгляд, Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе, а также помощники Горбачева Шахназаров и Черняев. Это были те люди, которые проявляли в этих вопросах твердость. Хотя кто-то и скажет – наивность.

https://republic.ru/russia/nado_bylo_vykhodit_iz_mezhdunarodnoy_izolyatsii-1125348.xhtml

(25.01.2018) Сатановский: Иран минимизирует экономические риски



mp3

Мы говорили о некоторых принципиальных, очень серьезных изменениях в отношении Ирана. Последние решения имеются в виду по запрету силовым структурам Ирана, включая Корпус стражей исламской революции и армию выйти из всех проектов внешней и внутренней экономической деятельности страны и сосредоточиться только на функциях обороны. Вещь немыслимая. В Иране, между тем, произошла некоторая политическая революция. Казалось бы, вопрос всего лишь о деньгах. Но что говорил Ленин? Вопрос о собственности – это вопрос о власти. Тот самый случай. Не было крупной сделки в стране от покупки Boeing или Airbus до ядерных программ, в которой не было бы Корпуса стражей Исламской революции. Ну не было. Это особенно в период санкций и в серьезнейших революционных пертурбациях, а потом войны с Ираком, потом борьбы за власть. Это просто как без Первого отдела. Можно себе такое в советские времена представить? Нельзя себе такого представить. Ну а как, госбезопасность – она и в Африке госбезопасность, под КСИР эти программы, и ядерная, и космическая, и чего только не было. И целый ряд фондов. И прорывая блокаду, в обход блокады завоз технологического оборудования или технологий – это все был КСИР. А теперь чего? Что, под давлением США? Да нет.


Ниже есть продолжение.

Причем принимал решение Рахбар, принимали решение "чалмоносцы" – те самые люди, которые управляют Ираном благодаря принципу вилаят аль-факих – примата религиозной власти над светской. Почему это произошло? Во-первых, иранцы минимизировали риски для экономики.

Соединенные Штаты ввели санкции против Корпуса стражей исламской революции.
И, надо сказать, там ведь и начальник генерального штаба Иранской армии тоже выходец из КСИР, и связей он со своей организацией не теряет. Ну, они работают на опережение в рамках попыток Соединенных Штатов убедить Европу проревизовать сделку по иранской ядерной программе. Американцы полагают, что это отличный шанс для Европы прислушаться к Трампу, оказать давление на Иран – и работайте-работайте, так и быть, мы вас не оштрафуем. Хотя вопрос, как американцы будут штрафовать европейские компании за работу с Ираном, притом, что вся Европа в очередь стоит к Ирану. Но это интересный вопрос, Америке уже показали, что Европа-то может вообще-то и ответить. У американских компаний гигантские интересы на европейском рынке – тот же Microsoft, Google, да тот же Ford, и санкциями их обложить, и поставить их в очень неудобную позицию в ответ на попытки европейцев к чему-то серьезному принудить – это тут большой вопрос, как еще удастся.
http://radiovesti.ru/brand/61009/episode/1654750/

Рахбар опирается на президента Рухани. Он отбирает от КСИРа весь этот экономический пирог. Экономическая база силовиков появилась благородя санкциям США. Отмена санкций США больно бьёт по их карманам. Ахмдиниждаж является выходцом из КСИРа. Он был 8 лет президентом Ирана.

Была сформирована экономическая база претензии на власть КСИРовской молодёжи, с пересмотром участия в ней духовенства. Сатановсикй: мы сто раз говорили, если вы хотите, чтобы Иран перестал быть теократией, то получите вы не вестернизованное государство, а власть агрессивных, богатых, и куда более опасных силовиков. Рахбар отлично понял сигнал, когда в последний президентский срок Ахмадинежада он перестал ему подчинятся, начала назначать своих людей на посты, которые всегда были прерогативой рахбара. Он поставил задачу защитить свои позиции и торпедировать экономический потенциал КСИРи он пошёл к так называемым реформаторам, опираясь на светский сегмент политической жизни Ирана. Он поэтому санкционировал сделку по иранской ядерной программе.

В 2017 г, особенно во второй его половине, ряд высший ченовников КСИРа и аффелированные с ними бизнесмены были задержаны, арестованы, арестовали их активы. Принудили массово продать активы. Недавние массовые волнения, которые имели под собой реальные экономические проблемы, были некоторой кульминацией этой схватки. Правоохранительные органы Ирана получили данные о том, что целый ряд группировок в КСИРе и аффелированных с ними структур стояли за этими волнениями. Подтверждением этому является домашний арест Ахмадинежада.

Тбилиси-89: "Ночь саперных лопаток"

На рассвете 9 апреля 1989 года внутренние войска и десантники советской армии разогнали митинг сторонников независимости Грузии.

Ниже есть продолжение.

Многочисленные воспоминания очевидцев, публикуемые в интернете накануне печальной годовщины, звучат по-разному. Каждый сильнее чувствует свою боль.

Если ветеран 4-го мотострелкового полка дивизии Дзержинского описывает, как участники митинга "ожесточенно обкидывали камнями, если быть точным, кусками тротуарной плитки" его товарищей, то бывшему сержанту тбилисской милиции прежде всего запомнилось, что "солдаты избивали даже упавших на землю".

В докладе комиссии Съезда народных депутатов во главе с Анатолием Собчаком события изложены языком официального документа:

"Согласно решению, утвержденному руководителем операции генерал-полковником Родионовым И.Н., к 3.30 9 апреля на площади Ленина сосредоточились войска, на которые возлагалась задача вытеснения митингующих с площади перед Домом правительства и вдоль проспекта Руставели до площади Республики.

В 4.05 на проспекте Руставели в районе Дома правительства появились четыре БТР. Вслед за бронетехникой шли войсковые цепи, которые начали теснить митингующих как к Дому правительства, так и вдоль проспекта Руставели. При этом большая часть участников митинга, находящихся с левой стороны Дома правительства, продолжала оставаться на месте, невольно мешая свободному выходу теснимых с фронта людей. Возникла давка. Вытеснение митингующих превратилось фактически в окружение.

Применение с грубейшими нарушениями инструкций резиновых палок и отравляющих веществ, использование в разгоне демонстрантов малых пехотных лопаток обернулось жестокой расправой над советскими людьми".

Чего требовали митингующие?

"Саперной лопаткой" в армии вообще-то называется лопата с длинным, 110-сантиметровым черенком, а то, чем пользовались десантники на проспекте Руставели, официально именуется "малой пехотной лопаткой". Тем не менее, термин "ночь саперных лопаток" прочно вошел в историю.

Впервые после Новочеркасска в СССР произошло масштабное столкновение народа с вооруженной силой государства.

Впервые за всю советскую историю случившееся сделалось предметом публичного обсуждения и открытого разбирательства.

Справедливости ради, надо заметить, что лозунги митингующих были отнюдь не демократическими. Они требовали не гражданских свобод, а, прежде всего, упразднения абхазской автономии. Недовольство Москвой было связано с тем, что та не позволяла Грузии "разобраться" с собственной непокорной провинцией.

Однако столичная публика мало интересовалась нюансами межнациональных отношений на Кавказе. Страсти кипели из-за иного: имеет ли государство право силой давить несогласных? Могут ли подобные решения приниматься келейно?

Возможна ли "ночь саперных лопаток" и в Москве?


Ход событий

...Тбилисские события произошли в период Перестройки на фоне грузино-абхазского конфликта. 18 марта 1989 года в селе Лыхны состоялся 30-тысячный абхазский сход, который выдвинул предложение о выходе Абхазской АССР из состава Грузинской ССР и восстановлении её в статусе союзной республики, что вызвало возмущение среди грузин. Реакция на лыхненский сход выразилась в несанкционированных митингах, организованных «неформальными движениями». 25 марта состоялся 12-тысячный митинг в Гали, 1 апреля в Леселидзе; митинги прошли также в Сухуми и в других городах Грузии...

4 апреля в Тбилиси начался бессрочный митинг, организованный полуподпольными оппозиционными объединениями во главе с будущим президентом Грузии Звиадом Гамсахурдия, Мерабом Коставой, Ираклием Церетели и Георгием Чантурия... В ходе подготовки к митингу был создан так называемый «Легион грузинских соколов» и отряды из бывших воинов-«афганцев», спортсменов и физически крепких мужчин, которые вооружились металлическими прутьями, цепями, камнями и другими подручными средствами. Был организован сбор денег для приобретения огнестрельного оружия...

В прямой диалог с оппозицией власти республики не вступали, а переданное по радио обращение митингующих не удовлетворило. В толпе распространялись слухи, что "акция абхазских сепаратистов санкционирована Москвой".

6 апреля на площади появились лозунги: "Долой коммунистический режим!", "Долой русский империализм!", "СССР - тюрьма народов!", "Долой Советскую власть!". Свыше ста человек объявили голодовку.

Вместе с тем, как сказано в докладе "комиссии Собчака" II съезду народных депутатов СССР, "в ходе расследования не было получено каких-либо доказательств о реальных попытках захвата власти, не выявлено ни одного случая насилия или покушения по политическим мотивам в отношении работников советских и партийных органов, коммунистов либо граждан негрузинской национальности".

Как принимались решения в СССР

В 20 часов 35 минут 7 апреля в ЦК КПСС за подписью первого секретаря ЦК Компартии Грузии Джумбера Патиашвили была направлена телеграмма, подготовленная вторым секретарем республиканского ЦК Борисом Никольским, с просьбой направить в Тбилиси дополнительные силы МВД и Минобороны.

В тот же день, несмотря на поздний час, в Москве состоялось совещание под председательством Егора Лигачева, на котором просьбу решили удовлетворить.

Протокола не велось, и никаких письменных документов не появилось. Министр обороны Дмитрий Язов и замминистра внутренних дел Иван Шилов отдали соответствующие приказы как бы по собственной инициативе.

Патиашвили по телефону предложили "принимать решения совместно с командованием Закавказского военного округа, исходя из сложившейся обстановки".

Около 11 вечера 7 апреля в Москву из зарубежной поездки прилетел Михаил Горбачев. Заслушав помощников, он предложил послать в Тбилиси чрезвычайных эмиссаров Центра - члена политбюро Эдуарда Шеварднадзе и секретаря ЦК Георгия Разумовского.

На следующий день на Старой площади состоялось второе совещание, на котором не было ни Горбачева, ни Лигачева, уехавшего в отпуск. Во время совещания Шеварднадзе связался с Патиашвили, который доложил, что обстановка стабилизируется, и в приезде московских представителей необходимости нет.

Впоследствии Шеварднадзе не раз публично сожалел о том, что послушал Патиашвили, и выражал уверенность, что его присутствие в Тбилиси предотвратило бы трагедию.

... В интервью станции «Радио Свобода» бывший член Политбюро ЦК КПСС, соратник Михаила Горбачева Вадим Медведев рассказал следующее:

Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Джумбер Патиашвили заверял, что ситуация в Тбилиси сложная, но он с ней справится. В начале апреля мы, члены Политбюро, несколько раз собирались, чтобы обсудить ситуацию. Михаил Горбачёв, напомню, был тогда в отъезде. Некоторые участники этих обсуждений предлагали вызвать руководителей Грузии и Абхазии в Москву и провести с ними дискуссию, чтобы снять накопившиеся вопросы. Но большинство из тех, кто собирались, пришли к выводу: этого делать не стоит, пусть грузинское руководство с абхазским руководством разбираются сами.

В какой-то момент стало ясно, что митингующие от абхазского вопроса перешли к общим проблемам, связанным с национальным самоопределением Грузии. В Тбилиси, как сообщали нам, фиксировались антиобщественные и даже хулиганские проявления. В связи с этим было решено взять под охрану основные государственные объекты. Но на площади, где происходил митинг, никаких воинских частей, подразделений не появлялось.

...
Через несколько часов состоялся телефонный разговор между Горбачевым и Патиашвили, содержание которого достоверно неизвестно.

По словам Горбачева, он призвал руководство республики "найти пути политического урегулирования создавшейся сложной ситуации".

Патиашвили в газетном интервью в 2004 году утверждал, что генсек "тоном, не допускающим рассуждений", заявил: «Надо немедленно освободить площадь, и этим займется армия!».

Главной загадкой событий 9 апреля является роль в них Горбачева.

Сам он впоследствии говорил, что проспал всю ночь и узнал о случившемся задним числом.

По мнению многих, решение такого масштаба не могло быть принято без санкции первого лица, но установить истину не удалось.

По официальной версии, решение разогнать митинг было принято 8 апреля на совещании грузинских партийных руководителей и силовиков при участии командующего военным округом Игоря Родионова и прилетевшего из Москвы заместителя министра обороны Константина Кочетова.

Руководство операцией возложили на генерала Родионова.

По большевистской традиции, восходящей ко временам Гражданской войны, решение на бумаге не оформлялось, так что "комиссии Собчака" впоследствии оказалось непросто выяснить даже фамилии всех присутствовавших.

...8 апреля частью митингующих были предприняты действия по захвату техники для блокирования улиц и нападения на сотрудников милиции и военнослужащих, в результате чего были избиты 7 военнослужащих и 5 милиционеров. Была также предпринята попытка захвата Руставского металлургического завода, пресечённая охраной комбината...

Вечером 8 апреля председатель Совмина Грузии Зураб Чхеидзе издал предписание республиканскому МВД "с привлечением военнослужащих внутренних войск и Советской Армии принять меры по удалению митингующих с территории, прилегающей к Дому правительства".

...
Направление в Грузию подразделений внутренних войск, специальных подразделений милиции и войск Советской Армии проводилось на основании санкции указанных совещаний в ЦК КПСС 7 и 8 апреля, что противоречит действующему законодательству, согласно которому право принятия подобных решений принадлежит не партийным, а соответствующим государственным органам. Такой порядок принятия решений по важнейшим государственным вопросам приводит к фактическому бездействию конституционных органов Советской власти, как это и произошло в данном случае (...) О содержании решений, принятых на этом совещании, можно судить только по объяснениям участвующих в нем лиц и изданных в соответствии с этими решениями приказов по линии Министерства обороны и Министерства внутренних дел СССР. Работа совещания не протоколировалась, и принятые решения документально зафиксированы не были. (...) принятые на заседаниях бюро ЦК Компартии Грузии и Совете Обороны республики решения не были оформлены надлежащим образом, что дало возможность ряду участников заседания отрицать свое участие в принятии решения о пресечении митинга перед Домом правительства.
...

Это был единственный письменный документ о пресечении митинга, да и тот противоречил конституции, поскольку республиканские власти не имели полномочий командовать военными.


Как готовили операцию

7-8 апреля в Тбилиси были переброшены 4-й мотострелковый полк дивизии Дзержинского, находившийся в Спитаке, где ранее произошло сильное землетрясение (650 человек), полк ВДВ (440 человек), бойцы Пермского и Воронежского ОМОНов (160 человек) и 450 курсантов Горьковской высшей школы МВД.

Всего, с учетом 650 бойцов расквартированного в Тбилиси мотострелкового полка и 250 грузинских милиционеров, к операции привлекались 2550 человек, а также шесть бронетранспортеров, восемь боевых машин десанта, четыре пожарные и две санитарные машины.

Фактически в разгоне митинга участвовали около 900 военнослужащих - солдаты дивизии Дзержинского и рота десантников.

Действовать решили перед рассветом, когда, по мнению организаторов, на площади должно было остаться мало народу.

Днем провели демонстрацию силы - по городу проехали танки, а в воздухе барражировали вертолеты.

Вопреки расчетам, люди, наоборот, валом повалили на площадь, и к ночи там собралось около 10 тысяч человек. Участники митинга построили на прилегающих улицах баррикады, использовав для этого 29 грузовиков и троллейбусов.

Несмотря на то, что события пошли не по сценарию, операцию решили не переносить.

Последний телефонный разговор между Патиашвили и Родионовым состоялся за полчаса до ее начала.

В 02:50 начальник УВД Тбилиси в мегафон потребовал от митингующих разойтись. В 03:45 с аналогичным призывом обратился патриарх-католикос Илия II.

Однако Ираклий Церетели заявил, что применить силу власти не решатся, посоветовал участникам митинга петь и танцевать, демонстрируя миролюбивые намерения, а при появлении солдат садиться на землю, поскольку "лежачих не бьют".

На разработку операции было отведено всего несколько часов. Рекогносцировка на месте не проводилась.

"Четверть часа ада"

"Вытеснение" началось в 04:05 и завершилось, по данным "комиссии Собчака", в 04:21.

...
Войсковые цепи 4-го МСП начали теснить митингующих как к Дому правительства, так и вдоль проспекта Руставели. При этом большая часть участников митинга, находящихся с левой стороны Дома правительства, продолжала оставаться на месте, невольно мешая свободному выходу теснимых с фронта людей. Ситуация серьезно усугубилась тем, что в это время 1-й батальон 8-го МСП, следуя устному приказу генерал-майора Ефимова Ю.Т. , начал движение на площадь с улицы Чичинадзе. В результате в районе левого газона скопилось большое количество митингующих, возникла давка. Именно здесь и оказалось наибольшее число погибших и пострадавших. Среди лиц, получивших травмы, оказалось немало и работников милиции, которые, исполняя свои служебные обязанности в сложных, неординарных условиях, не только содействовали медперсоналу в эвакуации пострадавших, но и сами оказывали необходимую помощь травмированным и голодающим гражданам...

...Вытеснение митингующих в районе левого угла лестницы Дома правительства в процессе исполнения превратилось фактически в окружение части голодающих и других участников митинга. А применение с грубейшими нарушениями инструкций резиновых палок и отравляющих веществ, использование в разгоне демонстрантов малых пехотных лопаток фактически обернулось жестокой расправой над советскими людьми...
...

Огнестрельное оружие, кроме табельных офицерских пистолетов, войскам не выдавалось. Солдаты орудовали 73-сантиметровыми резиновыми палками, а десантники, кроме того, пресловутыми лопатками.

Применялся слезоточивый газ "черемуха". Как было установлено в ходе расследования, исполнявший обязанности командира 4-го полка подполковник Бакланов самостоятельно разрешил подчиненным использовать четыре гранаты с более сильным газом "Си-эс".

Факт применения отравляющих веществ власти официально признали только 13 апреля.

Погибли 19 человек, 16 из них - женщины.

Те, кто стремится оправдать действия властей, указывают, что 18 человек, по данным судмедэкспертизы, погибли не от побоев, а из-за давки, обходя при этом вопрос о том, отчего эта самая давка возникла.

Кроме того, по мнению медиков, удушье от сдавливания грудной клетки во многих случаях усугубились воздействием отравляющих газов.

В первые часы после разгона митинга были госпитализированы 183 его участника.

Около 300 человек отравились газами, 290 были травмированы, из них 21 - ударами лопаток, один получил огнестрельное ранение в голову.

По данным следственной комиссии Верховного Совета Грузинской ССР, в течение месяца за медицинской помощью обратились 4035 человек.

Генпрокуратура СССР сочла эти данные завышенными и назвала меньшую цифру - 2129 человек, поскольку, по ее словам, многие граждане обращались к врачам неоднократно.

МВД СССР сообщило о 69 травмированных военнослужащих, министерство обороны - о 152 (132 солдатах и офицерах внутренних войск и 20 десантниках), из которых соответственно 22 и четверо были госпитализированы.

Кроме того, получили травмы 37 тбилисских милиционеров, из них 22 - от рук военнослужащих.

Грузинская милиция в разгоне митинга не участвовала, а наоборот, пыталась защитить его участников и вывести их из опасного места.

Водители-грузины вечером 8 апреля отказались доставлять военных к месту операции, и за руль пришлось посадить солдат.

Автобаза тбилисской "скорой помощи" заявила о шести случаях, когда российские военные якобы останавливали санитарные машины и не давали врачам оказывать помощь пострадавшим.

...Для расследования произошедшего была сформирована комиссия Съезда народных депутатов СССР...Комиссия из 24 человек во главе с Анатолием Собчаком...изучила массу документов и опросила сотни свидетелей, включая членов политбюро Лигачева, Чебрикова, Шеварднадзе и Язова. Допросить Горбачева члены комиссии не смогли или не решились.

Комиссия восстановила картину случившегося, но установить, кто дал приказ военным разогнать митинг, не удалось, так как никаких документов не было...Комиссия пришла к выводу об избыточном применении военными силы против демонстрантов. В заключении комиссии записано:

Комиссия констатирует наличие серьёзных просчётов и нарушений закона в ходе подготовки и осуществления мероприятий по пресечению митинга у Дома правительства в г. Тбилиси в ночь на 9 апреля, допущенных как общесоюзными, так и республиканскими органами.

Руководство СССР в Москве утверждало, что демонстранты напали первыми и солдаты только оборонялись. На первом Съезде народных депутатов (май-июнь 1989 года) Михаил Горбачёв отказался взять на себя ответственность за развитие событий во время разгона демонстрации и возложил всю вину за жертвы на армию...

...В выводах, представленных II съезду депутатов в декабре 1989 года, комиссия сочла применение силы избыточным, а политические средства урегулирования конфликта - далеко не исчерпанными.

Согласно докладу, жертвы возникли из-за плохого планирования операции. Прежде всего, не были приняты в расчет многочисленность митингующих и то, что большинство выходов с площади были забаррикадированы, что вызвало давку и панику.

Кроме того, по мнению комиссии, не было необходимости привлекать к операции десантников, обученных воевать с противником, а не поддерживать общественный порядок.

Грузинская сторона и правозащитники считают основной причиной гибели людей настроение войск не только и не столько удалить митингующих с площади, сколько проучить их.

После кончины Собчака на месте трагедии был установлен его бюст, а одна из улиц Тбилиси переименована в его честь.

В противовес выводам комиссии Генпрокуратура СССР провела собственное расследование, целиком возложив вину на организаторов и участников митинга.

Прокурорский отчет, в частности, содержит утверждения, что грузинская оппозиция планировала на 9 апреля абхазский и осетинский погром, а на 14-е - силовой захват власти в республике, что участники митинга оказали "ожесточенное вооруженное сопротивление" (хотя несколькими строками ниже говорится, что их "оружием" были камни, палки от разломанных скамеек и штакетников и кулаки), и что "гр. Квасролиашвили погиб в результате собственных противоправных действий при падении на асфальт во время нападения на военнослужащих".

Против Гамсахурдии, Коставы, Церетели и Чантурии прокуратура Грузии возбудила уголовное дело, однако 5 февраля 1990 года оно было прекращено "ввиду изменения обстановки" (в отношении Коставы - в связи с его смертью).

Игорь Родионов уже в новой России получил четвертую генеральскую звезду, а уйдя в отставку, избирался депутатом Госдумы от блока "Родина". В газетных интервью он полностью оправдывает свои действия и утверждает, что "при Ельцине Россией управляла Америка" (что не помешало ему в 1996-1997 годах занимать пост министра обороны).

Джумбер Патиашвили сразу после трагических событий добровольно подал в отставку - случай для советской номенклатуры редчайший. Живет в Грузии. В 2000 году баллотировался в президенты, затем избирался депутатом парламента. Возглавляет партию "Ертоба" ("Единство"). Поддержал "революцию роз", вероятно, из-за натянутых отношений с бывшим президентом Шеварднадзе.

...
Государственный праздник и улица Собчака

Ровно два года спустя, еще до распада СССР, Верховный Совет Грузии под председательством Звиада Гамсахурдия провозгласил независимость страны.

Вместо союзного референдума о сохранении СССР 31 марта 1991 года в Грузии был проведен республиканский референдум, большинство участников которого высказались за независимость.

9 апреля объявлено в Грузии государственным праздником - Днем национального единства.
http://news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_7977000/7977116.stm
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B1%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D1%81%D0%BE%D0%B1%D1%8B%D1%82%D0%B8%D1%8F_(1989)

Нетанияhу отметил улучшение отношений с арабскими странами



https://edition.cnn.com/videos/tv/2018/01/27/exp-gps-0128-arab-history-jerusalem.cnn

Альянс Израиля с ключевыми государствами Ближнего Востока носит беспрецедентный характер и указывает на изменение к лучшему отношения арабов к еврейскому государству. Об этом заявил премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, отвечая на вопросы ведущего телекомпании CNN Фарида Закарии...

Ниже есть продолжение.

Нетаньяху попросили прокомментировать мнение политологов о формировании стратегического альянса Израиля с Саудовской Аравией и Египтом, который становится определяющим ныне фактором на Ближнем Востоке. "Я согласен с тем, что имеет место сближение Израиля с другими ближневосточными странами, которое было невозможно себе вообразить десять лет назад", - заметил политик, ответы которого показали в воскресенье в эфире CNN. "Это экстраординарное явление", - считает премьер.

С его точки зрения, отправной точкой такого альянса стала "общая тревога в отношении общего врага, которым является радикальный ислам" в лице террористической сети "Аль-Каида" и суннитского "Исламского государства" (обе группировки запрещены в России). Другой предпосылкой создания альянса Нетаньяху назвал "общность позиции в отношении Ирана".

"Есть и другой источник общности интересов. Это применение гражданских технологий, имеющихся у Израиля в ирригации, сельском хозяйстве, IT и других областях, такие технологии могут помочь населению этих стран жить лучше. Я считаю данный аспект многообещающим для достижения мира. Я считаю, что это меняет отношение не только на уровне режимов, мы видим значительные перемены в отношении арабов к Израилю", - полагает премьер.

Он признал, что подобные метаморфозы "пока затрагивают не всех арабов и не их большинство, но значительное меньшинство". "Это дает надежду на мир", - резюмировал Нетаньяху.
http://cursorinfo.co.il/netaniyagu-otmetil-uluchshenie-otnoshenij-s-arabskimi-stranami/
http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/4909644

28 января 2018 Санкт Перетбург

Сторонники Навального провели в Петербурге Забастовку избирателей.От Пролетарской диктатуры до Восстания через проходные дворы и открыточные места.