Sunday, September 10, 2017

Как изменились Россия и Владимир Путин за 20 лет

Заметка полностью. Форматирование не сохранено.

Как изменились Россия и Владимир Путин за 20 лет, почему невозможен передел мира между ним и Дональдом Трампом, могли ли большие державы избежать войны в Украине, почему «быть европейцами» значит больше, чем просто «не быть русскими», и как сегодня нужно вести себя Беларуси — обо всем этом мы говорили с американским дипломатом Джеймсом Коллинзом, который представлял интересы США в Москве в переломные моменты современной истории России.

Мы пообщались с послом Коллинзом в кулуарах закрытой встречи «Сети молодых лидеров евроатлантической безопасности», которая в этом году прошла в Минске.

Ниже есть продолжение.

— Вы работали в России в ее переломное время. Каково это было с личной точки зрения? Как к вам относились тогда?

— Это было время, о котором все знают, что оно останется в учебниках истории. Время глубинных перемен. Моя жена подметила однажды, что, когда ты проживаешь эти исторические моменты, в будущем ты будешь читать о них, зная, как все вышло. Но тогда, в те самые моменты, ты и понятия не имеешь, к чему все идет. Например, во время путча в 1991 году мы не знали, кто победит.

На протяжении почти всех 90-х США были страной, на которую в определенном смысле равнялся постсоветский регион. Жители бывшего СССР и Восточной Европы пытались определить свое будущее. Прошлое, которое они знали, рассыпалось. А будущее было неизвестным. Но они считали, что это будет чем-то похожим на США и западный мир.

Первую половину 90-х нам задавали необычные для дипломатов вопросы. Как запустить рыночную экономику? Как организовать налоговую систему, суды? Я всегда считал, что американцам нужно быть немного скромными по этим вопросам — у нас там есть свои проблемы. Говорить, что России, Казахстану, Беларуси или Узбекистану нужно просто скопировать то, что делаем мы, и все будет хорошо — было нереалистично. Но этого от нас хотели.

Время тогда сжалось, изменения были молниеносными. По количеству событий день казался неделей, неделя — месяцем, месяц — годом. Мы хотели донести это до Вашингтона, который работал совсем в другом темпе. Конгресс проголосовал за финансирование какого-то проекта, и они думают, что что-то сделали в Москве. Но деньги не придут еще год. А за это время уже пропали причины, по которым они эти деньги выделили. Вашингтон всегда не догонял события, которые мы переживали в Москве.

— Вы тогда представляли себе, какой будет Россия через 20 лет, сегодня?

— Сначала, с 1990-го по 1993 год, я работал заместителем посла, с 1997-го по 2001-й — послом, а в перерыве — работал в Вашингтоне, отвечал за все постсоветское пространство в Госдепартаменте. В 2001 году я уезжал с надеждой, что Россия и другие страны региона устроили себя как самостоятельные государства. И что они теперь могут оставить прошлое позади и двигаться дальше, быть стабильными участниками евро-атлантического сообщества.

Я знал, что Россия, Беларусь или Узбекистан будут отличаться от США, но у них была возможность построить более открытые общества. И хотя многие из них уже тогда стали авторитарными странами, я был уверен, что окончательно они еще не выбрали вектор развития. Россия могла пойти по куда более открытому пути, чем пошла.

Когда я уезжал из России, она только что выбрала молодого президента. Выборы были достаточно открытыми и честными. Были программы реформы судов и партийной системы. России не был предначертан сегодняшний путь. Но какие-то тенденции уже тогда начинали беспокоить. Был первый арест — господина Гусинского (владелец НТВ. — Прим. TUT.BY), а затем его вынужденный отъезд из страны, попытки ограничить свободу слова, началась борьба с некоторыми олигархами.

И что-то из этого можно было понять. Владимир Путин, когда заступал на пост, говорил, что важно иметь один правовой режим на всю страну. Не может быть разных законов в Санкт-Петербурге и Владивостоке. И американцам эта идея близка — это верховенство закона. Но беспокоило произвольное применение власти. Однако ощущения безысходности не было.

— Вы тогда встречались с Путиным?

— О да. Впервые я его встретил, когда он был вице-мэром Санкт-Петербурга при Анатолии Собчаке. Затем, когда он был главой ФСБ, премьер-министром и президентом.

— И каким он был? Чем отличался от сегодняшнего себя?

— Я уже давно с ним не встречался, чтобы судить, какой он сейчас. Но тогда во всех его должностях он производил впечатление человека с большим интеллектом, очень тщательно готовившегося ко всем встречам. С ним можно было вести дискуссию. Он реагировал на твои слова и ожидал реакции на свои. Он внимательно слушал и хотел, чтобы его внимательно слушали, чтобы все правильно поняли друг друга.

— Вы описываете, скорее, хорошо образованного европейского политика, чем того, кого сегодня на Западе считают жестким диктатором…

— Да, как я и говорил, определенные тенденции уже были — ограничить другую точку зрения, обеспечить единство страны. На старый Новый год в 2000-м я был на одном очень важном мероприятии. Весь смысл вечера был в том, чтобы донести идею — когда россияне объединяются, мы можем всего достичь, а когда мы расколоты, происходят неприятности. Посыл был, что в 90-е мы были разъединенной нацией, а теперь пора объединяться, и, как я это называю, сделать Россию снова великой (отсылка к предвыборному лозунгу Трампа «Make America Great Again». — Прим. TUT.BY). Неважно кем вы были, коммунистом или сторонником Ельцина — если вы присоединитесь к нам в возрождении величия России, вам будут рады. Но отсюда следовало, что если вы не согласны с этим, то ваша жизнь станет сложнее.

— Многие российские аналитики считают, что во время своего первого срока Путин тянулся к Западу, хотел сделать Россию его частью. Но потом Запад его отверг и зародился сегодняшний конфликт. Вы видели ситуацию так же?

— Его подход был: я готов с вами, Америкой работать по вопросам, которые представляют общий интерес.

— …Он то же самое говорит и сейчас.

— Да, но тогда в этом было больше глубины. Не было 15 лет трудных отношений в багаже. Чтобы понять, насколько серьезным был посыл о том, что он готов с нами работать, почитайте, что он сказал во время визита в Техас. Это первый раз, когда российский лидер сказал, что не считает США врагом. Даже президент Ельцин, насколько я знаю, такого не говорил.

После этого все испортилось. С его, Путина, и российской точки зрения, Запад не принял идею о том, что мы все теперь участники одного сообщества. Это и выход США из договора о ПРО в 2001 году, наши действия в Ираке. В Москве трактовали это так, что Вашингтон не видит в России партнера.

— Россияне ошибались в этой оценке?

— Нет, я думаю, они во многом были правы. Но, с другой стороны, в Америке считали, что, если Россия хочет быть равным партнером, она должна вносить равный вклад в достижение общих целей. А мы не видели, что это возможно и что Россия хотела это делать. Но отношения нужно было поддерживать в рабочем состоянии, потому что есть проблемы, которые без содействия России не решить. Я считаю, мы упустили много возможностей.

Но при этом и Россия упустила возможности. После ареста Ходорковского и подготовки к перевыборам Владимира Путина в 2004 году стало ясно, что российское руководство выбрало, как строить свою систему власти. И этот выбор стал все менее совместим с нашим видением того, куда Россия собиралась двигаться. Это все больше становилось проблемой. Серьезные разногласия по правам человека, управлению экономикой начались именно тогда.

— Как вы для себя объясняете сегодняшнюю фазу кризиса в отношениях США и России? Кто в этом больше виноват? Был ли этот конфликт предрешенным?

— Я не стану искать виноватых. Люди, которые строили отношения двух стран друг с другом, не справились со своей работой. Плохие решения принимались с обеих сторон. Но с самого начала в ранних 1990-х у России были ожидания от того, что США будет и не будет делать, каким было негласное соглашение между Москвой и Вашингтоном. Эти ожидания были очень глубокими. Свои ожидания были и у США. И в конце они разошлись.

Мне кажется, в России считали, что есть некая большая сделка. С точки зрения Ельцина — я разрушил империю, установил новые отношения с новыми государствами. Вы, американцы, всегда говорили, что это была цель. Но взамен я ожидаю, что вы дадите нам строить свое будущее, экономику и безопасность и не будете пользоваться нашей временной слабостью в своих интересах. Постепенно, на протяжении 90-х и нулевых, в восприятии россиян мы пользовались их слабостью. Расширили НАТО, например.

— Вы считаете, это было ошибкой?

— Я лично думаю, что да, но это случилось. И Россия посчитала это нарушением сделки. Я не верю, что было какое-то соглашение как таковое, между Горбачевым и Бушем-старшим, что НАТО не будет расширяться, но российская сторона считала, что оно было. И этого уже достаточно, чтобы возникло ожидание, которое потом было не оправдано.

То же касалось соглашения по ПРО. Когда мы вышли из него, [в России] это сочли нарушением стратегического баланса.

Были и ожидания, что наша помощь в процессе реформ избавит Россию от болезненных последствий, через которые прошли все, переходя от социализма к рынку. Кто-то считает, что мы должны были дать больше денег. Или что мы как-то нажились на экономических проблемах России. Я не считаю, что есть реалистичные основания так думать. Но разочарование возникло уже тогда.

США же считали, что мы дали много помощи — не только России, но и другим молодым государствам. Но они не смогли ей как следуют распорядиться, не стали демократиями. Были обвинения в том, что деньги разворовывались. И вы тоже получаете разочарование со стороны США.

Среди нас были те, кто считал, что, если НАТО будет дальше продвигаться на Восток, особенно — в Грузию и Украину, это станет проблемой и вызовет реакцию. Однако правдой было и то, что никакого шанса на их вступление в НАТО не было.

И когда Владимир Путин использовал обстоятельства в Украине, чтобы забрать Крым, это был, с точки зрения Запада, кардинально худший шаг, чем то, что случилось в Грузии в 2008 году. Это было воспринято как нарушение Россией тех принципов миропорядка, которые сама Россия приняла еще в 1975 году.

— В ответ они говорят, что США нарушили этот порядок еще раньше, например, в Ираке…

— Они могут говорить, что хотят. Ирак — не сторона Хельсинкских соглашений [1975 года], как и Ливия. Я не стану защищать все, что сделали США, или говорить, что позиция России всегда не была оправданна. Но в Европе очень сложно найти примеры, когда США или их союзники нарушили базовые принципы Хельсинкских или других соглашений.

— Здесь вам бы наверное привели пример бомбардировок Сербии.

— Когда Югославия распадалась, как и СССР, случилась гражданская война. Разные внешние силы вмешались в эту войну, чтобы ее остановить или не дать ей распространиться. Были ли альтернативы? Возможно. Я всегда был за то, чтобы отдать России должное за остановку войны в Сербии.

Но правда в том, что не Америка начала эту войну. И мы видели ужасные действия сербов, то, что я бы назвал сербской агрессией, дестабилизацией соседей. Защитные контрмеры против таких действий, я считаю, были оправданы.

— Я думаю, много кто в России воспринимает ее действия в Украине и Грузии как своеобразную защиту, защиту интересов России от расширяющейся сферы влияния Запада. Вы в этом видите разумное зерно? Были ли цветные революции, особенно в Киеве, частью некого западного замысла?

— Мысль, что был такой замысел, или что была цель отбросить Россию назад, забрать ее «сферу влияния», это просто бред. Проблема России с самого начала была в ужасных отношениях со своими соседями. По меньшей мере, отношения были полны недоверия и подозрений. Может, не так сильно с Беларусью и Казахстаном, но отношения с Украиной всегда были плохими.

Я считаю, не было никакого оправдания вторжению в Крым и Украину, если вы принимаете принципы Хельсинкской системы. А [прежнее] руководство Украины создало такой бардак в своей внутренней политике, что они сами приблизили свой закат. Это Запад сделал? Нет.

Господин Янукович пытался играть с Западом и Россией и не справился. Он обещал подписать ассоциацию с ЕС, а потом за неделю передумал. Но его народ уже поверил, что это произойдет. Думать, что это было каким-то [внешним] заговором, было бы ошибкой.

Были тренды и шаги Украины, которые выглядели так, будто Россия снова теряет что-то, я не буду это отрицать. Но ответ на это военной силой не может иметь оправданий.

— Был ли у Запада путь поступить с кризисом в Украине, пока он еще был внутриукраинским, как-то иначе, чтобы это не привело к этой реакции России?

— Вы просите меня оценить, как видел ситуацию Владимир Путин, и мой ответ: я не знаю. Что я могу сказать, так это, что у США и союзников была принципиальная позиция, что государства вправе сами решать с кем вступать в союзы и в каких направлениях двигаться. Идея, что это неприемлемо, которую продвигала Россия, просто не была бы нами принята. И не будет. Что бы Россия ни думала, она может сделать в будущем, мысль, что она может принудить соседние народы быть с ней, уже не актуальна.

— Вопреки многим ожиданиям в России, отношения с США не улучшились после прихода к власти Дональда Трампа. Сегодняшний конфликт, который уже привел к урезанию числа дипломатов, имеет какое-то дно? Или он может идти по нисходящей бесконечно?

— Да, потенциал деградации отношений есть. Есть сферы, в которых мы продолжаем сотрудничать с Россией — реализация Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ), сотрудничество в Арктике, на Международной космической станции. Все это продолжается, и оно уязвимо. Я надеюсь, что мы дошли до конца этого цикла «око за око», когда все хотят оставить за собой последнее слово, но я не знаю, будет ли это так. Никто от этого не выигрывает.

— Внутренняя политика США стала фактором в этих отношениях?

— Так происходит почти везде. В США внутренняя политика, разногласия между президентом Трампом и его оппонентами осложняют отношения с Россией. Каким бы ни было участие Москвы в президентской кампании в США, сейчас считается, что такое участие было, что оно было негативным, что было вмешательство. Расследования по этой теме продолжаются, и неизвестно, чем они закончатся.

Но критики и оппоненты Трампа уже решили, что не доверяют ему выстраивать отношения с Россией. И они приняли меры, такие как недавний закон о санкциях, чтобы лишить президента свободы действий по отношению к России.

— Это была плохая идея?

— Да, любые санкции, проведенные через конгресс, — плохая идея. Их легко ввести и очень сложно от них избавиться. У меня много вопросов об эффективности санкций вообще, но когда они становятся законом, потом отменить их для конгресса будет очень сложно, это будет выглядеть как поблажка России.

— Были версии о возможности некой глобальной сделки Путина — Трампа после инаугурации второго. Не уверен, что это сейчас актуально, но возможна ли такая сделка в принципе?

— Я никогда не верил в это. Во-первых, о чем речь? Как это будет выглядеть?

— Может, какой-то передел сфер влияния, что-то в стиле Ялты-1945…

— Этого не произойдет. Ни один американский президент не может это сделать. На самом деле и ни один российский президент не может это сделать. США не могут сказать: так, вы можете получить эту часть света, она ваша.

— Думаете, Россия не стремится к такому исходу?

— О, я думаю, да, стремится. Это абсолютно состоятельная идея формата 19-го века. Но концептуально в современном мире она не имеет смысла. Я реалист и понимаю, что Россия — большая страна, крупнейшая военная и экономическая сила на этом евразийском пространстве. Ее небольшие соседи должны жить с Россией, понимая, как им это делать. Так же, как и Карибские страны, Мексика, Канада должны понять, как им жить с США. Это тоже непросто.

Но какого-то признания ваших привилегий на эти территории, кроме признания влияния де-факто, потому что вы и так крупнейшие в регионе, не будет в современном мире. А какова роль Китая сегодня в Беларуси? Почему Россия не говорит Китаю уйти из российской зоны влияния?

— Может быть, боятся?

— Да, наверное. Но все эти рассуждения о зонах влияния напоминают мне какой-то 1848 год. Посмотрите сегодня на цифровые коммуникации, логистику, потоки информации, торговлю — чья это зона влияния?

В этом и проблема — мы продолжаем спорить с Россией о том, что не может существовать в принципе. Если русские думают, что у них есть право вето, например, на решения Киева по торговле, военному сотрудничеству, это просто никто больше не примет.

— Вы видите какие-то новые точки потенциальной военной эскалации в нашем регионе после Украины?

— Я не считаю, что Россия может военным путем контролировать Украину. Это была бы кровавая, длительная война, которую Россия не может себе позволить. Украина была бы в хаосе, и я не вижу простого выхода из этой ситуации.

И я не думаю, что Россия верит, что может оккупировать любого из своих соседей. Я не наивен, они могут победить в войне. Но что потом? Мы победили Ирак, иракскую армию. И что произошло? Американская армия может разгромить любую армию в мире, кроме, наверное, Китая и России, за несколько недель. А потом что? Мы обнаружили, что не можем контролировать общества, которые не хотят признавать, что их победили. Россия столкнется с этим же.

Может ли она просчитаться в отношении своих возможностей? О да, может. И это будет ужасной ошибкой. Я даже не до конца понимаю, какого итога они хотят достичь в Украине. Что им это дает? Украину и так не примут в НАТО. Какие военные цели Россия перед собой ставит?

— От учений «Запад-2017» вы ожидаете каких-то неприятностей?

— Если это только военные учения, то почему они должны перерасти во что-то большее? Проблема в том, что растет подозрительность из-за отказа российской стороны быть прозрачной. Они не открыли в достаточной степени свои планы. Неважно, что требуют договоры и соглашения. Если бы Россия хотела успокоить соседей, она бы нашла способы. Хотят ли они создать напряженность? Я не знаю. Но непрозрачность увеличивает подозрительность соседей.

— А Беларусь вы считаете самостоятельным игроком в этой истории?

— Беларусь — стратегический союзник России. Я не знаю, до какой степени ваши власти самостоятельны в принятии решений, но их территория используется для учений. С белорусской стороны тоже можно задать справедливые вопросы, когда усилий по обеспечению прозрачности будет достаточно. Но раз эта обеспокоенность есть у других сторон, у них нужно выяснить, что еще можно сделать, чтобы ее снять. Будь я на месте Минска, я бы наверное так поступил.

— Говоря шире, какой должна быть стратегия страны вроде Беларуси, чтобы сохранять суверенитет в это напряженное время?

— Я скажу вам то же, что сказал своим украинским друзьям. Мне постоянно говорили: «Мы хотим быть европейцами, но Россия мешает». Я отвечаю: если хотите быть европейцами, будьте европейцами. А что значит быть европейцем? К сожалению, в Украине это все больше означает «не быть русскими» или заключать новые соглашения с ЕС. Но на самом деле, становиться европейцами — значит менять Украину.

Если вы, к примеру, хотите построить банковскую систему по европейским стандартам, что Россия сделает с этим? Или, если вы введете такие стандарты производства, которые позволят продавать товары для европейского рынка, Россия вам что, запретит? Я так не думаю.

Если хотите быть европейцами, есть много путей это сделать, нужно поменять свой привычный подход к разным вещам. И я думаю, в Беларуси ситуация примерно такая же.

— Здесь ситуация немного другая, потому что власти и не стремятся стать частью ЕС…

— Да, но это только конец процесса. Если вы хотите какие-то торговые отношения с Евросоюзом, вы можете их обсуждать, без того, чтобы обязательно вступать в ЕС.

— Вопрос не только в том, как строить отношения с ЕС, а как их строить с более напористой Россией, сохраняя при этом независимость?

— А что это значит? Если вы хотите независимости от России, то как вы поймете, что она у вас уже есть? Дайте мне список вещей, которые у вас должны быть, чтобы сказать: ну, наконец-то мы независимые.

— Хотя бы не утратить статус-кво.

— Моя проблема с этими абстрактными терминами в том, как понять, что эта автономия, независимость у вас есть. Это просто ощущение? Я понимаю, если армия вас оккупирует или вас заставят разместить военные базы против воли Беларуси, это нарушение вашего суверенитета. Это большая проблема. Но до какой степени это сейчас происходит?

Снова-таки, если хотите быть независимыми, нужно вести себя независимо. И это не обязательно значит делать то, что злит Россию, просто, чтобы показать им, что вы независимы (что отчасти происходит в Украине). Вопрос — что делать для улучшения Беларуси и жизни ее граждан. Иногда это будет значить работать с Россией, иногда — с США или Германией, иногда делать внутреннюю работу самим. И здесь вопросом будет, мешают ли русские вам это делать? Вот здесь и будет черта.

Если вы спросите, что увеличит поле Минска для маневров, даст максимальный выбор возможностей во внешней политике, то я скажу, что нужно проанализировать, что сегодня этот выбор ограничивает. И в отношениях с Западом это вопрос прав человека и демократии. Это мешает Беларуси иметь те отношения с Западом, которые она могла бы. А это значит, что Россия имеет большую монополию, потому что вы сами закрыли другие возможности.

Приходит Китай? Это хорошо, это расширяет ваши возможности. И это не всегда должно идти в пику России, рассматриваться как игра с нулевой суммой. Забудьте на секунду, что здесь могут пройти какие-то военные учения НАТО, это просто способ привлечь проблемы. Но если что-то мешает устанавливать торговые отношения со всеми странами, то надо посмотреть, что этому мешает. И тут вы платите большую цену за исторически недостаточный уровень уважения прав человека.

В каком-то смысле ваше преимущество в том, что вы можете посмотреть на ошибки Украины и остальных и не повторять их. Беларусь должна развивать свою страну внутри так, чтобы не вступать в столкновение ни с Западом, ни с Россией. Не надо пытаться быть или Западом или Востоком, возможно, вам надо быть и тем и другим.

https://news.tut.by/economics/558924.html

Новозеландский программист сделал обучаемую 3D-копию дочери (Russian, English)

BABYX 5.0 watching BABYX 3.0 on YouTube


Новозеландский программист Марк Сагар создал 3D-модель собственной 18-месячной дочери.

По сообщению Bloomberg Business Week, Сагар и его коллеги реализуют проект BabyX. Виртуальный ребенок, реагирует на похвалу и укоры улыбкой или слезами. Девочке показывали картинки с названиями простых предметов, вроде яблока или мяча, и если она изображала их правильно, ее хвалили, а если нет — ругали. Вначале «ребенок» был фактически только головой, но теперь он обрел «тело» и даже умеет играть на фортепьяно.
http://cursorinfo.co.il/novozelandskij-programmist-sdelal-obuchaemuyu-3d-kopiyu-docheri-video/

Ниже есть продолжение.

BabyX, the virtual creation of Mark Sagar and his researchers, looks impossibly real. The child, a 3D digital rendering based on images of Sagar’s daughter at 18 months, has rosy cheeks, warm eyes, a full head of blond hair, and a soft, sweet voice. When I visited the computer scientist’s lab last year, BabyX was stuck inside a computer but could still see me sitting in front of the screen with her “father.” To get her attention, we’d call out, “Hi, baby. Look at me, baby,” and wave our hands. When her gaze locked onto our faces, we’d hold up a book filled with words (such as “apple” or “ball”) and pictures (sheep, clocks), then ask BabyX to read the words and identify the objects. When she got an answer right, we praised her, and she smiled with confidence. When she got one wrong, chiding her would turn her teary and sullen.
https://www.bloomberg.com/news/features/2017-09-07/this-startup-is-making-virtual-people-who-look-and-act-impossibly-real

Александр Чирцов: Механика квантовой механики

Лекция полностью.



Александр Чирцов: описания опыта Юнга (нарезка)


Александр Чирцов: наш мир устроен случайно (нарезка)



Очередной фотон прилетит в один из максимумов интерференционной картины. В какой?

Это то место, которое не смог признать Альберт Эйнштейн как истинное. Ответ такой: мы рассчитываем вероятность и если у нас высоты при расчёте этих максимумов оказались одинаковыми, то с равной вероятностью фотон может прилететь в любой из максимумов.

Альберт Эйнштейн считал, что есть некоторый механизм, который спрятан внутри фотона, и в соответствии с этим механизмом, в момент рождения фотона, как-то принимается решение, куда именно он прилетит. Но поскольку мы пока ещё этот механизм не знаем, нам кажется, что фотон прилетает случайно. А вот мы разберёмся и физики придумает способ расчёта соответствующему этому механизму, и сможем узнать куда именно прилетит каждый конкретный фотон. Эйнштейн считал, что у электрона есть так называемые скрытые степени свободы, т.е. есть внутри ещё нечто, с помощью чего фотон решает как конкретно ему поступить.

В этом вопросе Альберту Эйншейну оппонировал Нильс Бор, его главная идея состояла в том, что наш мир устроен случайно. Когда фотон вылетает, нет никакого способа узнать, куда фотон прилетит.

Ниже есть продолжение.

Альберт Эйншейн придумывал мысленные эксперименты, которые бы привели к противоречию. На что, Нильс Бор неизменно находил объяснение в рамках квантовой механики.

Наконец, Эйнштейн написал, что он не может поверит в то, что "Господь Бог играет в кости", когда очередной фотон вылетает, Господь Бог подкидывает многомерный кубик, и по его выпадению решает, в какой из максимумов прилетит фотон.

На это последовал ответ Нильса Бора, "мой друг, если ты не можешь представить себе, что Господь Бог играет в кости, я в свою очередь не могу представить себе, что Господу Богу есть какое-нибудь дело до того, можешь ты себе это представить или нет." Переводя на более грубый язык ответ был: "Нас, вообще говоря, не спрашивают, нравится нам это или нет. Вот похоже, что мир устроен так."

При этом нужно понимать, что мы не гарантированы от того, что завтра или послезавтра, кто-то придумает способ вычисления прилёта фотона в каждый конкретный максимум. Да, тогда квантовая механика будет пересмотрена, как любая другая наука. Но на сегодняшней день, по мнению Александра Чирцова, нет ни одного достоверного эксперимента, который бы говорил, что такой подход не верен.

Хотя на этот счёт есть разные мнения. Есть детерминисты, которые говорят, что всё-таки мир предопределён, и в момент вылета фотона уже ясно, куда он прилетит, но мы просто глупые и нам кажется, что всё случайно, однако, официальная точка зрения состоит в том, что мир действительно случаен.

В этом смысле квантовомеханическая вероятность принципиально отличается от вероятности в классической статистической физики. Там у нас летали молекулы в этой комнате и мы понимали, что будь у нас очень мощный компьютер, мы могли бы вычислить положение и скорости каждой отдельной молекулы. Но мы понимали, что у нас и компьютера такого не достать и такое решение гигантское не нужно, нам его даже записать негде. Там была квази-случайность, там случайность возникало потому, что нам было лень решать задачу точно. А вот здесь возникает настоящая случайность, что мир устроен случайно по определению, а не потому что нам лениво решать какую-то задачу или потому что мы не научились её решать.

Глядя на мысленные эксперименты с фотонами, электронами, протонами или с другими частицами, в свое время Гайзенберг угадал, как всегда принципы по-началу угадываются, знаменитое соотношение неопределённости: погрешность нашего знания положения частицы умноженное на погрешность нашего знания импульса частицы в данном направлении не может быть сделана больше, чем постоянная Планка.

Замечание: всё вышесказанное - это попытка объяснить квантовую механику с помощью законов классической физики и нашим повседневным опытом. Квантовый мир является более фундаментальным, чем наш макроскопический мир.

Из законов квантового мира можно вывести второй закон Ньютона и всё классическую физику, обратное неверно. Относительно того, почему верна квантовая механика мы должны сказать: "опыт показывает" (в рамках классической физики, так, в частности "доказывается" второй закон Ньютона).
https://www.youtube.com/watch?v=Yd5yCj_XUjw




[8 сентябяря] Власти Мексики объявили о гибели 58 человек в результате самого мощного землетрясения за последние 100 лет

Количество жертв землетрясения в Мексике, которое ранее президент страны Энрике Пенья Ньето назвал самым мощным за последние 100 лет в истории страны, увеличилось до 58 человек...

...По информации национального координатора сил гражданской обороны республики Луиса Фелипе Пуэнте, на данный момент подтверждена информация о 58 погибших: 45 - в штате Оахака, 10 - в штате Чьяпас и еще три - в штате Табаско.

По данным Национальной сейсмологической службы Мексики, магнитуда землетрясения составила 8,2 балла. Эпицентр находился в 137 км к юго-западу от города Тонала (штат Чьяпас). Очаг залегал на глубине 58 км. После землетрясения было зарегистрировано более 330 повторных толчков магнитудой до 6,1 балла...

...На Тихоокеанском побережье страны была объявлена угроза цунами высотой до 3 метров. В настоящее время подтверждено, что на мексиканское побережье идет цунами высотой не менее 1 метра. Предупреждения о цунами публикуют также власти Гватемалы, Панамы, Сальвадора, Коста-Рики, Никарагуа, Гондураса и Эквадора.

В зоне, где ощущалось землетрясение, проживают более 90 миллионов человек...


Ниже есть продолжение.


... Крупнейшее зарегистрированное землетрясение в Латинской Америке и в мире произошло 22 мая 1960 года в чилийском городе Вальдивия - магнитуда составила 9,5, оно произвело цунами, от которого пострадали Гавайи и Япония. От этого землетрясения и последовавших за ним на юге Чили погибли более 5 тыс. человек. В историю оно вошло как Великое Чилийское, или Вальдивское, землетрясение.

Землетрясение магнитудой 8,2 в городе Халиско 3 июня 1932 года унесло жизни около 400 человек, а землетрясение в Мехико 19 сентября 1985 года унесло, по официальным данным, около 10 тыс. жизней, по неофициальным - около 45 тыс.
http://txt.newsru.co.il/world/08sep2017/mex_108.html
http://cursorinfo.co.il/moshhnoe-zemletryasenie-v-meksike-uzhe-uneslo-15-zhiznej/
http://txt.newsru.com/world/08sep2017/earthquakedead.html

Хакеры получили доступ к личным данным более 140 миллионов американцев

Бюро кредитных историй Equifax объявило в четверг, 7 сентября, что в период с мая по июль 2017 года группа хакеров смогла получить доступ к персональным данным 143 миллионов американце...

Компания Equifax, центральный офис которой находится в Атланте, имеет филиалы в десятках стран мира, в том числе в США, Канаде, Бразилии, Великобритании и других странах.

Пресс-служба компании сообщает, что злоумышленники использовали уязвимость в системе безопасности приложения на официальном сайте Equifax, получив доступ к номерам социального страхования, датам рождения, адресам и в ряде случаев к номерам водительских удостоверений...

Кроме того, преступники получили доступ к данным кредитных карт 209 тысяч человек и к документам с персональными данными еще 182 тысяч человек.

Судя по сообщению Equifax, взлом затронул интересы исключительно клиентов из США.

Ниже есть продолжение.

Глава Equifax Ричард Смит принес свои извинения клиентам. В компании обещают, что расследование инцидента, о котором стало известно еще 29 июля, будет закончено в ближайшие недели.

Компания создала веб-сайт equifaxsecurity2017.com, где клиенты могут проверить, была ли украдена их личная информация. Они также могут позвонить по телефону 866-447-7559 для получения дополнительной информации. Компания Experian также предложила бесплатный кредитный мониторинг всем американским в течение года.
http://txt.newsru.co.il/world/08sep2017/equifax_101.html
https://www.nytimes.com/2017/09/07/business/equifax-cyberattack.html