Wednesday, February 07, 2018

Черновцы, Заполярье, Израиль. История доктора Арьяны Вайнштейн и ее семьи

Сокращено.

...
Черновцы – Заполярье

В 1940 году город Черновцы в составе Румынии (Северная Буковина) был аннексирован Советским Союзом. В городе, где, согласно переписи населения от 1930 года, проживали более 45 тысяч евреев, сразу же была прекращена деятельность большинства еврейских общинных и культурных учреждений. Тысячи евреев были арестованы и высланы в Сибирь.

"Пришли ночью. Сказали надеть на себя, сколько смогут, и больше ничего не брать. Отец начал собирать какие-то серебряные ложечки, но его остановили. Мама была беременна мной, на седьмом месяце. Один из солдат вытащил из шкафа меховое пальто, накинул ей на плечи и сказал, что это ей пригодится", – рассказывает израильская пенсионерка Арьяна Вайнштейн.

Ниже есть продолжение.

У семьи Арьяны была в Черновцах мебельная мастерская, на которой работала вся родня. Говорили в семье на немецком и на идиш, румынский учили в школе. Ходили в хедер, учили молитвы. Религиозными не были, но все праздники соблюдали строго.

Сразу после аннексии мастерскую отобрали. А несколько месяцев спустя за ними пришли. Родители потом рассказывали Арьяне, что их привезли на вокзал и погрузили в набитый евреями состав. Почти всех мужчин грузили отдельно, но поскольку мать Арьяны была беременна, мужу разрешили ее сопровождать. И так мать Арьяны, ее отец, а также мать отца и его младший брат оказались в поезде, который выехал из Черновцов в неизвестном направлении.

Ехали долго. Арьяна, судя по сохранившемуся свидетельству о рождении, появилась на свет в селе Каравай Маслянского района Тюменской области.

Еще несколько месяцев спустя семья оказалась в Заполярье, в поселке Шуга Надымского района Ямало-Ненецкого автономного округа.

За Полярным кругом

"До Шуги вместе с нами довезли несколько десятков семей. А там тундра и больше ничего, кроме комаров. Нас поселили в бараках, но отец боялся, что среди инфекций я не выживу, и решил рыть в землянку. Потом еще многие последовали его примеру. В этой землянке мы прожили 7 лет", – рассказывает Арьяна.

Отец Арьяны, по ее словам, работал на заготовках льда. Питались все в основном рыбой и олениной. У матери началось воспаление суставов. Сама девочка часто болела.

"Там десять месяцев зима, и два месяца комары едят. Папа красил раствором из коры мешки, и женщины из них шили. И вязали из пеньки, разматывая сети", – говорит Арьяна.

Женщина рассказывает, что после войны власти Польши предложили принять обратно часть высланных в Сибирь евреев. То же самое обещал сделать и румынский король, но не успел. По словам Арьяны, многие соседи выдали себя за поляков, и им удалось уехать в Польшу, однако ее отец, Герман Рехтер, отказался пойти на этот шаг, потому что "заповеди запрещают лгать".

В 1947 году, когда девочке исполнилось семь лет, Рехтерам разрешили переехать в Салехард – областной центр, где была школа.

"Прямо в центре поселка, рядом с консервным комбинатом, была тюрьма и стояли вышки с охранниками. Я помню, как боялась там ходить, но потом их убрали. В еврейской общине Салехарда было несколько десятков семей, но я была единственным ребенком школьного возраста. И единственным еврейским ребенком в школе. И когда я возвращалась из школы домой, все жители выходили из своих бараков и спрашивали, что я сегодня проходила в школе и какие получила отметки. И я должна была очень хорошо учиться. Я отлично помню всех учителей, потому что каждый учитель был экземпляр. Астрономию мы всегда изучали на улице, я и сейчас ее помню. А когда я уже из Израиля поехала в Египет, я вспомнила даже на какой странице в учебнике истории были нарисованы пирамиды. Могла ли я тогда знать, что в них попаду…", – говорит Арьяна.

В школе учились в основном дети ссыльных – татары, литовцы. Учителя, по словам Арьяны, тоже были ссыльными. Несмотря на все старания Арьяны, в школе строго следили за тем, чтобы еврейская девочка не была в классе первой. Но кроме этого, по словам женщины, в Салехарде они не страдали от антисемитизма. Русские и остальные жители поселка ходили в баню по субботам, чтобы евреи могли устраивать банный день в пятницу. Мать Арьяны состояла в родительском комитете. Отец устроился работать на судоверфь модельщиком по дереву. Он занимался чертежами, изготавливал из дерева детали, а потом их отливали в литейном цехе.

Роза, мать Арьяны, считалась местной "рабанит", поскольку была хорошо образована, могла посчитать, когда нужно отмечать праздники, объясняла, как устраивать свадьбы и похороны, и активно занималась "шидухами", так как еврейские жители Салехарда очень опасались ассимиляции. Арьяна рассказывает, что в Беэр-Шеве до сих пор живет 90-летняя женщина из Салехарда, которая вышла замуж по такому "шидуху".

Однако, как бы хорошо Арьяна ни училась, ребенок ссыльных не мог рассчитывать на поступление в университет. Помог случай. За несколько лет до окончания Арьяной школы ее отец получил путевку в дом отдыха в Тобольск, и взял девочку с собой.

"Я там впервые в жизни увидела цветы и фрукты. И тепло. Раньше я знала только, что есть зимнее пальто и летнее пальто", – говорит наша собеседница.

В доме отдыха Арьяна подружилась со своим сверстником-казахом, который тоже отдыхал там с отцом – заведующим кафедрой в ветеринарном институте Семипалатинска. Когда Герман Рехтер рассказал новому знакомому свою историю, тот предложил отнести документы Арьяны в недавно открытый в городе мединститут, организованный в Семипалатинске евреями, сосланными туда из Москвы, Киева и других крупных городов в связи с "делом врачей". Этот казах, имени которого женщина уже не помнит, сдержал слово и, когда Арьяна окончила школу, принес ее документы к ректору мединститута, тоже казаху, и попросил его допустить девочку к экзаменам. Ректор, по словам Арьяны, сказал, что впервые видит, чтобы казах пришел просить за еврея. И получил ответ: "А мы вместе с ним вшей кормили". Так Арьяну допустили к экзаменам, она набрала 19 баллов из 20 возможных, и была принята.

Семипалатинск – Ставрополь – Кабардино-Балкария

"В институте на всех кафедрах, кроме военной, преподавали евреи, и преподавали великолепно. А студентов-евреев было очень мало. Я помню, как ко мне подошли парни постарше и сказали, что если меня будут обижать, чтобы я им сказала. Но я себя в обиду не давала. Первый курс для меня был пыткой, но потом я открыла для себя психиатрию, и мне удалось перевестись в мединститут в Ставрополе. Я была лучшей студенткой, я ездила на все сборы хлопка, урожая, целину и так далее, я всегда была первой. И была уверена, что меня оставят на кафедре, но вдруг получила распределение в Калмыкию участковым врачом. Это как вы и космос, понимаете? Психиатрия была моим призванием, я в любую психиатрическую больницу могла войти как к себе домой. И сказала, что участковым не поеду", – рассказывает Арьяна.

По словам женщины, и тут ей повезло. Один из ее друзей-однокурсников получил распределение в психиатрическую больницу в Кабардино-Балкарии, и ему удалось устроить туда же Арьяну: "Больница была на 150 коек, прямо посреди степи. И я должна была работать там в женском отделении. Собрала вещи, села на поезд, приезжаю в Прохладное, где меня должны были встретить на "газике", а меня никто не встречает. Оказалось, что мой приятель вместе с главврачом больницы разбились на мотоцикле. Так я оказалась в этой больнице единственным врачом. Меня официально перевели из Калмыкии в Кабардино-Балкарию, и я год прожила в больнице, практически не выходя. Я за этот год сдала кандидатский минимум, а потом поехала в ординатуру в Ташкент. Но после землетрясения уехала к семье в Кисловодск".

Кисловодск – Арад

Родили Арьяны переехали в Кисловодск, еще когда их дочь училась на втором курсе. Несколькими годами ранее у Германа Рехтера начались проблемы с сердцем, и начальство выдало ему путевку в санаторий в Кисловодске. Там он почувствовал себя настолько хорошо, что решил при первой же возможности туда переехать.

А в 1959 году, спустя 19 лет после того, как Рехтеров сослали за Полярный круг, их реабилитировали и выдали им паспорта. И Рехтеры уехали в Кисловодск.

В Кисловодске Герман Рехтер пришел на мебельную фабрику и попросился чернорабочим.

"Еврей, и рабочий? Его не хотели брать, но он походил по фабрике и сказал, что готов работать с отходами, которые рабочие выбрасывают. Он, кстати, и в Израиле потом все время на свалки ходил. Позже папа придумал универсальный станок по обработке дерева. Правда, все его открытия подписывали другие, уж больно немецкая у него была фамилия. В конце концов он, не имея никакого образования, дослужился до старшего инженера завода. В городе его называли "немцем" и очень уважали. Они с мамой даже не думали ехать в Израиль. Но моя фамилия в Кисловодске не звучала", – рассказывает Арьяна.

Приехав в Кисловодск, Арьяна прошла специализацию и начала работать невропатологом и психиатром в поликлинике: "Но был там один товарищ, которому не нравилась моя фамилия. А мне рассказали, что в Москве при институте повышения квалификации врачей открыли курсы психотерапии, где преподавали в том числе гипноз и аутотренинг. Попасть туда было немыслимо, но меня научили, я взяла ящик нарзана и ящик коньяка и поехала в Москву на три месяца. Днем училась, по вечерам ходила в театры. Вернулась в Кисловодск, и меня взяли в отделение лечения невроза в санаторий, где главврачом был мой бывший преподаватель. Дали 30 коек и сказали лечить пациентов аутотренингом и электросном. Скажу честно, спали у меня все отлично, и я даже смогла написать там научную работу".

В 1968 году мать Арьяны, Роза, побывала в Израиле, где жил ее брат (остальная семья Розы погибла в Освенциме, а брату удалось бежать). Вернувшись домой, Роза сказала, что в Израиле они жить не смогут.

Но Арьяне продолжала мешать пятая графа. К тому же, родители настаивали на том, чтобы дочь вышла замуж только за еврея.

"Я послушалась родителей, вышла за Вайнштейна, потом родились дети, и тогда уже я сказала, что не хочу, чтобы они женились на русских. Я решила, что мы все едем в Израиль", – рассказывает Арьяна.

И началось хождение по мукам. Сначала нужно было получить характеристики. Герману Рехтеру дали "слишком хорошую", и он опасался, что с такой его никуда не отпустят. Роза нигде не работала, поэтому характеристику ей должен был выдать "уличный комитет", где "даже такого слова не знали". Арьяне же, которая к тому времени работала в больнице, пришлось идти за характеристикой к парторгу: "И вот я стою перед ним, а он все говорит и говорит о том, сколько мне дал Советский Союз и что я не должна так поступать. А в кабинете в это время женщина полы моет и в какой-то момент поднимает голову от швабры и говорит: "А вы знаете, что в Библии написано, что все евреи должны вернуться на свою историческую родину?" Она баптисткой была. Парторг замолчал, взял бумагу и подписал".

К тому времени отец Арьяны, который все делал своими руками, смастерил во дворе их дома еще одну постройку, однако это строительство считалось незаконным и продать дом было невозможно, а денег на отъезд больше взять было негде. И тогда Арьяна вспомнила о своем бывшем пациенте, партийном чиновнике, которого звали Николай Федорович Пацула. Женщина рассказала ему всю историю, тот пришел и оформил все так, чтобы Рехтеры могли продать дом. Денег за это Пацула не взял.

"Когда я вышла на пенсию, я его нашла. Оказалось, что они с женой живы, и он нас прекрасно помнит. Я полетела к ним, была очень трогательная встреча, потом я привезла их сюда, мама еще была жива, и мы навестили ее в доме престарелых. Одна из его дочерей уже три раза ко мне приезжала, а я каждый год 14 октября езжу к нему на день рождения. Кстати, Пацула этот был ярый антисемит, из очень простой семьи. Я пару лет назад спросила его, почему он нам помог. Он сказал: "Я не мог видеть, как вы страдаете". Этому человеку я обязана по гроб жизни, мы бы без него не уехали", – рассказывает Арьяна.

В аэропорт Рехтеры-Вайнштейны уезжали ночью. Младшему сыну Арьяны было 10 месяцев.

"Нас привезли в Арад. Мы ничего не знали, родители были в трансе, у меня на руках грудной ребенок. Все оказалось совсем не так, как нам писали. Папа все сетовал, почему Моше Рабейну не мог выбрать Швейцарию… Дети наши по-русски не говорят. Не то чтобы ненавидели Советский Союз, но и общего ничего иметь не хотели. Я помню, как еще когда я в школе была, папа не пускал меня в дом в красном галстуке, говорил оставить "эту тряпку" за дверью", – говорит Арьяна.

Женщина быстро подтвердила диплом, поработала год в Ашкелоне, а потом из Арада семья переехала в Беэр-Шеву, где Вайнштейн начала работать в больнице и вскоре стала заместителем заведующего отделения психиатрии. Герман Рехтер, отец Арьяны, поступил на работу в Беэр-Шевский университет, где до самой смерти работал в исследовательском отделе.

Из больницы Арьяна Вайнштейн перешла работать в больничную кассу "Маккаби", и на пенсию вышла уже в должности заведующей психиатрического отделения "Маккаби" всего Негева. Это было в 2004 году.

"Где я только ни работала. Только от частной практики отказывалась, потому что не могу брать деньги с душевнобольных", – говорит Арьяна.

После выхода на пенсию Вайнштейн переехала в Тель-Авив, начала работать консультантом в больнице "Асута" и с тех пор объездила почти весь мир. У женщины двое сыновей и пятеро внуков. А после смерти матери Арьяна решила отыскать документы о депортации родителей и посетить места своего детства.

Тель-Авив – Заполярье

Оказалось, что попасть в Салехард не так-то просто. Пока Арьяна выясняла, как это сделать, она списалась с местной школой, построенной вместо той, в которой когда-то училась. Оказалось, что в школе как раз начали делать небольшой музей истории города. И когда Арьяна прилетела в Салехард и пришла в школу, она увидела на стене свою детскую фотографию.

"Меня попросили рассказать детям о репрессиях, а потом завели в класс, где по стенам висели старые снимки. И на одном из них я узнала себя. Это фотография всего нашего первого класса, где в первом ряду, рядом с учительницей – я. И у меня этот снимок тоже сохранился", – говорит Арьяна и достает старое фото.

Вайнштейн попала в городской архив, где нашла документы о выселении и ссылке своей семьи. "По указу Верховного Совета… Сын фабриканта, жена фабриканта, сноха фабриканта…"

"Тяжело было, конечно. Я отвечала на вопросы детей и думала, как же им повезло. Но я очень рада, что вернулась туда уже израильтянкой. Мы евреи. Плохо это или хорошо, не знаю. Но наше место здесь, другого нет. Моя мама, Роза Моисеевна, была совсем непохожа на еврейку – светловолосая, голубоглазая. И ей часто говорили – мол, вы хорошая женщина, не надо говорить, что вы еврейка. А она говорила: "Вы меня обижаете"".
http://txt.newsru.co.il/arch/israel/30jan2018/aryana_501.html

(29.01.2018) “Маарив”: Израиль – государство как старожилов, так и новых репатриантов

Заметка полностью.

Автор газеты “Маарив”, публицист Меир Узиэль, разъясняет своим читателям, почему оскорбительный выпад известного актера и певца Гиди Гова, упрекнувшего министра обороны Авигдора Либермана “русским акцентом”, является не только ксенофобным и бестактным, но и прежде всего очень глупым, учитывая историю государства Израиль.

“Некто с русским акцентом, в конечном итоге новый репатриант” — так выразился Гов в радиопередаче в связи с конфликтом между министром Либерманом и поэтом Йонатаном Гефеном. Ну и чем же плох русский акцент, спрашивает автор статьи в “Маариве”. Израильский акцент лучше? Новый репатриант – это тоже плохо? Израильтянин, родившийся в семье репатриантов, лучше самого репатрианта?

Ниже есть продолжение.

Что ж: поговорим о произношении, об акценте. Всем известно, что многие израильтяне, уроженцы страны и ее старожилы, говорят на иврите с кошмарным произношением, их иврит изобилует ошибками. Искажения языка столь значительны, что нередко приходится останавливать говорящего, чтобы понять, что именно он имеет в виду. Те или иные буквы произносятся так, что понять их часто невозможно. Где “алеф”, а где “аин”. Большинство израильтян восприняли нынешнее, общепринятое, ивритское произношение, далекое от классического и нормативного, просто потому, что осознали: многие жители страны, включая и тех, кто родился в Израиле, просто-напросто не способны выговаривать некоторые звуки речи.

Нет “лучшего” или “худшего” ивритского произношения. Это касается и тех, кто репатриировался из бывшего СССР. Так, например, типичное русское твердое произношение буквы “ламед” не является ошибочным. Мы не знаем, как в прошлом произносилась эта буква. Зато нынешнее израильское произношение буквы “хет” однозначно является ошибочным.

Утверждение, что тот, кто не говорит на иврите с “израильским” акцентом, не имеет права критиковать обладателей “израильского произношения”, не просто ужасное и ксенофобное, пишет Меир Узиэль. Оно наглядно демонстрирует то, насколько мы, израильтяне, стали идиотами. То, что Гов попросил прощения у русской алии, это, конечно, хорошо. Но слово – не воробей. И репатрианты из бывшего СССР уже не смогут забыть сказанное им. Национальный поэт Израиля, классик ивритской литературы Авраам Шленский, записавший однажды свое выступление на магнитофонную пленку, был потрясен своим произношением. “Неужели это мой голос”, — написал он. Всем известно, что Шленский говорил с тяжелым русским акцентом.

Ну и то, что касается фразы “в конечном итоге новый репатриант”. Создается впечатление, пишет Меир Узиэль, что многие в Израиле забыли о том, что Израиль является государством не только живущих в нем израильтян, но и всего еврейского народа. Не говоря уже о том, что все родившееся здесь израильтяне (в том числе и те, кто являются уроженцами страны в нескольких поколениях) – дети, внуки или правнуки репатриантов. Странно, что об этом нужно напоминать.

Мер Узиэль, “Маарив”, 29.01.2018
http://cursorinfo.co.il/maariv-izrail-gosudarstvo-kak-starozhilov-tak-i-novyh-repatriantov/

AlgCalcOne: De Casteljau Bezier Curves (English)



Paul de Casteljau and Pierre Bezier were French car engineers working for competing companies who around 1960 initiated the most important development in the theory of curves of the modern era. The curves they studied we call de Casteljau Bezier curves, or dCB curves for short, are specified by a finite number of control points and are intimately connected with a family of polynomials/polynumbers named after Bernstein. We will see that these curves are of critical importance for the Algebraic Calculus, as they turn out to be polynomially parametrizable, which has major consequences in analysing areas and integration.
https://www.youtube.com/watch?v=P9XYzST6SZU

Пинхас Полонский о заповеди помнить об Амалеке и про Катастрофу



Cм. также:
Пинхас Полонский о заповеди помнить об Амалеке и про Катастрофу
Пинхас Полонский: интервью в День Катастрофы
Где был Бог во время Холокоста?