Tuesday, October 02, 2018

Океан - диктатор климата (25.08.2018)

Сокращено.

Академик Роберт Нигматулин рассказывает о своих взглядах на решение проблем климата...У Роберта Искандеровича есть своя точка зрения, не всегда совпадающая с точкой зрения руководства РАН. Мы решили обсудить с ним эти проблемы. Но начали беседу с тех, что являются профессиональной заботой академика, — проблем океана и климата, которые океан в значительной мере определяет.

Ниже есть продолжение.

— Океан — диктатор климата. Масса океана в триста раз больше, чем масса атмосферы. А теплоемкость в тысячу раз больше. Вот почему малейшие изменения в океане очень сильно влияют на состояние атмосферы. И второе важное обстоятельство: в океане много углекислого газа, который, как все теперь знают, оказывает очень большое влияние на климат: в океане СО2 в пятьдесят раз больше, чем в атмосфере.

Содержание углекислого газа в атмосфере — три-четыре сотых процента, но это как раз тот случай, когда малый параметр оказывает большое влияние. Есть оценки, что если бы в атмосфере не было углекислого газа, то температура воздуха была бы на тридцать градусов ниже.

Когда коротковолновое солнечное излучение падает на Землю, в атмосфере его поглощает в основном только озоновый слой. А главное, оно поглощается поверхностью Земли и воды, а потом переизлучается в длинноволновый спектр. Именно это излучение поглощается уже парниковыми газами — углекислым газом и водяным паром — и греет атмосферу. А водяного пара в атмосфере на два порядка больше, чем углекислого газа.

За последние пятьдесят лет концентрация углекислого газа выросла в атмосфере примерно на треть. Это довольно много. Было 300 промилле, а теперь уже 400.


Климат и океан

— Всех интересует, что будет с климатом Земли...

— Как вы знаете, ученые и общественность всего мира озабочены перспективой глобального потепления. Средняя по всей поверхности Земли температура воздуха составляет примерно 13,5–14 градусов Цельсия. В последнее время, особенно после пятидесятых годов прошлого века, она стала расти. За сто лет температура увеличилась на 0,8 градуса. С точки зрения физики это немного, почти ничто, а с точки зрения биологии это существенно. Например: если температура вашего тела 36,6 градуса, это нормально, а если она на 0,8 градуса выше, вы больны.

Классическая концепция потепления состоит в следующем. В атмосфере, как я уже сказал, продолжает расти концентрация углекислого газа. Это связано с тем, что человечество сжигает много топлива, содержащего углерод, и с тем, что сокращается зеленая масса хлорофилла, поглощающего углекислый газ, из-за вырубки лесов. В результате температура воздуха повышается, повышается и температура воды в океане. Парниковое действие СО2 само по себе невелико, соответственно, повышение температуры от него тоже невелико. Однако в результате этого небольшого повышения температуры атмосферы повышается температура воды в океане, а значит, возрастает парообразование. В результате в атмосфере увеличивается содержание водяного пара, из-за этого опять увеличивается температура. Водяной пар является более сильным, чем СО2, парниковым газом. Казалось бы, возникновение такой положительной обратной связи должно привести к непрерывному росту температуры приземного воздуха: увеличилась температура, опять увеличивается содержания водяного пара и так далее. На самом деле природой предусмотрен компенсационный механизм. Я сейчас этим занимаюсь, хочу построить теорию этой компенсации. Пока это гипотеза: по мере увеличения в воздухе паросодержания должна увеличиться облачность, а значит, возрастает отражение солнечного излучения облаками.

— Возникает отрицательная обратная связь.

— Да, компенсационный механизм. Я думаю, такой механизм должен быть, иначе невозможно объяснить, почему устанавливается равновесие при существующем уровне температур и влажности воздуха на Земле.

Некоторые специалисты отрицают влияние антропогенного роста концентрации СО2 на процессы потепления, но я присоединяюсь к большинству специалистов и думаю, что этот рост — важный фактор. Шестьдесят пять миллионов лет тому назад углекислого газа было в два раза больше, чем сейчас. И на Земле стояла такая жара, что даже на дне океана было десять градусов Цельсия, а сейчас — минус один. Потом произошла вроде бы катастрофа — упал Юкатанский метеорит, поднял кучу пыли, стало холодно, динозавры вымерли. Я даже видел след этой пыли в одном великолепном германском хранилище кернов (образцов), выбуренных из осадочных пород под дном океана. В одном из кернов была видна желтая полоска. Что это такое? Это та самая осевшая на тогдашнее дно океана пыль. Поразительно! Наш выдающийся геолог, изучающий осадочные процессы в океане, академик Александр Петрович Лисицын называет это магнитофонной записью.

Но меня интересует изменение климата в масштабах десятилетий, в масштабах моей жизни, жизни моих детей, внуков. А динамика в масштабах сотен тысяч лет, когда влияют другие, еще и астрономические, факторы, — это мне неинтересно. Естественным образом концентрация углекислого газа на Земле существенно менялась, примерно периодами по пятьдесят-сто тысяч лет, а я рассматриваю десятилетия, когда сказывается антропогенный фактор роста концентрации СО2.

Нам нужно пережить пару десятилетий. Через двадцать-тридцать лет сжигание углеводородного топлива должно постепенно уменьшиться, потому что будут освоены возобновляемые источники энергии, главным образом солнечная энергетика. Ожидается существенный прогресс в области солнечных батарей и батарей, аккумулирующих электрическую энергию. Пока их энергетическая и экологическая эффективность, их экономика уступают существующим электростанциям. Пока стоимость полученной на солнечной электростанции электроэнергии меньше стоимости электроэнергии, затраченной на производство солнечных батарей и аккумуляторов, если учесть затраты на их утилизацию после отработки их ресурса. В Германии государство субсидирует солнечную энергетику, чтобы постепенно приучить людей к грядущей энергетической революции.

Оптимизм в этом отношении возрастает. Люди, которые были скептически настроены, и я тоже, теперь отвергают этот скепсис.

В связи с этим хочу напомнить классический пример. В девятнадцатом веке городской транспорт развивался за счет конной тяги. Из-за роста городов число лошадей в них увеличивалось с угрожающей скоростью. С такой же скоростью на улицах городов росло и количество неубранного навоза. В 1894 году в газете Times of London приводилась оценка какого-то скучного догматика, что к 1950 году каждая городская улица будет покрыта слоем конского навоза толщиной почти три метра. В Нью-Йорке в 1890 году подсчитали, что к 1930 году (всего через сорок лет) слой лошадиного навоза на улицах города будет доходить до окон третьего этажа. Но из-за научно-технического прогресса через тридцать лет транспорт в городах стал другим. Автомобили, автобусы, трамваи, метро, троллейбусы решили проблему навоза в городах. Конечно, появились другие проблемы. Но они тоже будут решены на основе научно-технического прогресса.

— У академика Фаворского очень критическое отношение к теории антропогенного влияния на климат. Он считает, что океан влияет значительно сильнее...

— То, что океан оказывает важнейшее влияние на климат, бесспорно. Но это не отменяет влияния антропогенного фактора, связанного с ростом концентрации СО2. Потепление непосредственно из-за антропогенного роста концентрации СО2 относительно мало, но это малое потепление вызывает рост концентрации важнейшего парникового газа — водяного пара. Благо океан покрывает 72 процента поверхности Земли, то есть воды для испарения пара в избытке.

Океан перераспределяет энергию, поступающую на Землю от Солнца. Он разносит тепло своими течениями. Океан чуть-чуть отдает тепло или чуть-чуть берет из атмосферы, но для атмосферы это как для бедняка доллар, который ему бросил миллионер: для богача доллар ничто, а для нищего — кое-что. Атмосфера как капризная девчонка, у которой чуть что настроение портится: солнце взошло — стало тепло, облака налетели — уже прохладно. А океан — это стабильный «диктатор» климата, облака пришли и ушли, а он все равно ведет себя стабильно.

Следует иметь в виду, что климат и погода зависят от многих факторов. Влияет эллиптичность орбиты Земли вокруг Солнца, из-за чего в январе мы ближе к Солнцу, чем в июле, поэтому в январе на Землю в целом поступает на семь процентов солнечной радиации больше, чем в июле. На климат влияют такие планеты, как Юпитер и Венера.

— Каким образом?

— Они за счет своей гравитации вносят небольшие возмущения в орбиту Земли, чуть отдаляя или приближая нас к Солнцу. И тем самым чуть уменьшая или увеличивая количество солнечной радиации, попадающей на Землю. Примерно каждые двенадцать лет возникает своеобразный резонанс, когда этот эффект более значителен. А каждые шестьдесят лет он максимален. Хотя все это в пределах одного процента солнечной радиации, но этого хватает, чтобы влиять на сезонные температуры.

На климат влияют и глобальные течения, поверхностные и глубинные, которые имеются в океане. Они переносят большое количество тепла, что определяет климат различных регионов мира. Вы, наверное, слышали о теплом течении Гольфстрим, многие смотрели фильм The Day After Tomorrow («Послезавтра»). Там описывается следующая ситуация: ледники Гренландии, которая с севера ограничивает Атлантический океан, из-за потепления начинают трескаться и таять. Талая пресная (легкая) вода стекает и с севера тормозит приповерхностное, несущее теплые воды с юга течение Гольфстрима. Поступление теплых вод сокращается, и в Нью-Йорке наступает катастрофический холод. Могу сразу вас успокоить: мы организуем экспедиции, делаем измерения, изучаем, что творится с Гольфстримом. Каждый год там работают наши экспедиции. Исследования нашего института показывают, что какого-то тренда в расходе теплой воды в Гольфстриме нет. Но небольшие циклические изменения с периодом около двадцати лет происходят. Меняются расход, температура и соленость. Недавно наши ученые обнаружили аномальное погружение холодных вод в море Ирмингера, находящегося к западу от Гренландии. Но Гольфстрим еще тысячи лет будет приносить тепло с экватора. Это важно для понимания того, что будет с климатом Земли.


Освоение природных ресурсов океана

— Сейчас модная тема — освоение природных ресурсов океана...

— Человечество сушу уже всю поделило, границы государств уже мало меняются. Сейчас активно делят шельф.

Проблема шельфа такая: двенадцатикилометровая зона — это государственная граница, двухсотмильная зона вдоль берегов — это зона экономической активности соответствующего государства. Мы в советское время от Кольского полуострова до Чукотки секторально Арктику отделили и считали Ледовитый океан до полюса своей территорией. В девяностые годы под давлением ряда государств ослабевшая Россия отказалась от своего сектора и ратифицировала правило, по которому в зону экономической активности включается не только двухсотмильная зона, но и шельфовая зона над продолжением континентального фундамента. Но последнее надо доказать.

Наш институт участвовал в работах по обоснованию претензий России на континентальный шельф в Ледовитом океане вместе с ВНИИ океаногеологии, который провел сейсмические исследования шельфа. А наш институт разработал модель, которая показывает движение континентов. Было доказано, что шельф действительно продолжение континентального фундамента. Заявка на шельф подана от имени России в соответствующую комиссию ООН.

Итак, шельф уже делится. Теперь начинают делить открытый океан: рыбные и другие пищевые ресурсы, минеральные ресурсы — нефть, газ, руды… То есть государства начинают делить 72 процента поверхности Земли. Основные запасы многих металлов сосредоточены именно там, на дне океана. Правило такое: стране выделяют зону для исследования. Благодаря этому исследованию страна доказывает, что в этой зоне такой-то ресурс, например анчоуса, или криля, или руды, или нефти и так далее, и то, что этот ресурс можно добывать в таком-то количестве без ущерба, в том числе экологического. Если вы доказали, то треть этой зоны отдается вам для экономической деятельности. Но, повторяю, для этого нужно проводить исследования, иметь соответствующие суда, организовывать экспедиции, все время там присутствовать. Эти правила в пользу состоятельных государств, которые после разделения океана станут еще состоятельнее, а несостоятельные останутся ни с чем. А у нас это мало кто понимает. В результате мы можем остаться без всего. Наши суда устарели, на экспедиции выделяют мало денег. Если не одумаемся, то причиним огромный геополитический ущерб для наших детей и внуков. Недавно этот вопрос обсуждался на заседании президиума РАН.

Но все же я добился выделения одного миллиарда рублей в год на океанские экспедиции для институтов РАН. Это существенная прибавка, так как до этого мы имели всего 170 миллионов рублей. Но этого для решения геополитических проблем явно недостаточно.

...к 2015 году все-таки смог этот миллиард пробить. Четвертый год мы реализуем это финансирование.

Это деньги на содержание судов и организацию экспедиций. Суда старые, они неэкономичные, у них экипажи большие, нет автоматики. Кроме того, все дорожает: топливо, ремонты, оборудование. Нужны современные судна, они более экономичные. Но строительство каждого судна — это около пяти миллиардов рублей. Нам нужно два судна: для базы в Калининграде и базы во Владивостоке. Их проекты уже разработаны. Если этих судов не будет, мы постепенно потеряем экспедиционные возможности. А эти возможности надо увеличивать.

— То есть мы можем потерять возможность исследования океана?

— Да. Мы потеряем возможность участвовать в «дележе» океанского дня и океанских глубин для российской экономической активности. А ведь, например, анчоуса в океане так много, что американцы его использовали и будут использовать как корм в птицеводстве. Его миллиарды тонн, резервы огромные. А на дне разнообразные руды. Например, кобальта в океане в шестьдесят раз больше, чем на суше. Руды можно добывать со дна океана, но надо решить экологические проблемы. В океане огромные бактериальные и вирусные массы. А это новое сырье для фармацевтики.

Наш институт занимается изучением сульфидных руд в Атлантике. За эти исследования группа наших сотрудников была награждена премией правительства РФ.

Нужно энергично расширять исследование ресурсов Мирового океана, увеличить потенциал исследовательского флота. Но в современной России средств на научные исследования выделяется очень мало. В США на науку тратят три процента ВВП, в Израиле — четыре процента, а мы — один процент ВВП, из них на институты РАН идет только 0,15 процента. А руководители страны говорят, что на науку выделяют большие средства. Конечно, следовало бы понудить бизнес, чтобы и он вкладывал средства в исследование океана, немного сократив траты на покупку фешенебельных яхт и дворцов в Европе.

— Как вы, математик по образованию, стали океанологом?

— Я вернулся из Уфы в Москву в 2006 году после двадцати лет работы в Тюмени, где я организовал Институт механики многофазных систем Сибирского отделения РАН, и в Уфе, где был председателем Уфимского научного центра Российской академии наук и президентом Академии наук Республики Башкортостан. Меня пригласил вице-президент РАН Николай Павлович Лаверов и говорит: надо возглавить Институт океанологии. А я океана никогда не видел. Но, говорит он, там кризис, а когда кризис, нужен человек со стороны. Тем более что в современной океанологии много теоретических проблем. Сначала я был очень удивлен, даже не знал, как к этому относиться. Лаверов еще раз мне сделал это предложение. И я начал думать, хотя у меня были другие планы, я в другой институт хотел идти, уже его посещал, хотел участвовать там в выборах директора. Но когда я посоветовался со своими учениками и друзьями, встретился с несколькими океанологами, все как один сказали: «Иди в Институт океанологии». И оказались правы. Я специалист в области гидродинамики, акустики, термодинамики многофазных систем. Все эти темы как раз в океанологии представлены. Океан взаимодействует с атмосферой, с океаническим дном. Фактически это и есть многофазная система.

Научный коллектив Института океанологии поверил мне и избрал директором. Я расширил ученый совет до ста человек, чтобы в нем были представлены географы (океанографы), физики, математики, химики, биологи, геологи, инженеры. Условно можно сказать, что каждый профессионально понимает двадцать-тридцать процентов проблем океана. Ведь океан — это очень сложный, комплексный объект. И исследовать его и решать возникающие проблемы надо комплексно, силами разных специалистов. Обсуждение научных докладов на ученом совете дало мне океанологическое образование. Сам я сейчас занимаюсь математическими проблемами моделирования климата, на который океан очень сильно влияет. Сюда же примыкает моя давняя любовь — кавитация.

— Кавитация в океане тоже присутствует?

— В любой воде есть пузырьки воздуха. А раз есть пузырьки, значит есть кавитация, связанная с возникновением газовых пузырьков, что часто завершается их схлопыванием с образованием экстремальных давлений и скоростей. Кроме того, из-за пузырьков вода меняет акустические свойства, а это влияет на трактовку акустических и сейсмических измерений, на применение разнообразной техники, которую, кроме того, кавитация может разрушать...

...Даже если оставить за скобками разгром генетики и кибернетики по инициативе и с участием некоторых ученых в конце сороковых годов, можно привести немало примеров порочных решений, имевших тяжелые последствия.

Так, наши предшественники «пробили» проект преобразования Волги, по которому эту реку в пятидесятые–шестидесятые годы перегородили плотинами ради получения электроэнергии на гидростанциях, что вылилось в тяжелый экологический кризис Волжского бассейна. Сотни тысяч людей, живших в прибрежных городах и селах, были переселены. Мы потеряли огромные и уникальные рыбные ресурсы, которые многократно перекрывали значимость электроэнергии на построенных гидростанциях.

В шестидесятые–восьмидесятые годы огромные ресурсы были затрачены на так называемую МГД-энергетику, хотя с самого начала многие специалисты понимали бесперспективность этого направления, но их голос «заглушили». На Западе это направление было быстро закрыто. Но особое упорство проявляли некоторые влиятельные ученые АН СССР. А к концу восьмидесятых вздорность этого направления энергетики стала ясна практически всем. В результате мы потеряли время, ресурсы и прозевали газотурбинную революцию.

Примерно в эти же годы академик Сергей Алексеевич Христианович предложил электростанции на основе парогазового цикла, но сторонники МГД-энергетики его остановили. А сейчас электростанции на базе парогазового цикла с современными высокотемпературными газовыми турбинами мощностью до 500 мегаватт повышают эффективность электроэнергетики до сорока процентов. Такие газовые турбины используют высочайшие технологии, которыми мы не владеем. Мы можем только собирать газовые турбины из деталей, купленных у General Electric и Siemens. При этом газотурбинная наука, лидером которой у нас является академик Олег Николаевич Фаворский, в России практически не финансируется.

Или другой пример. В 2008 году руководители энергетики России разработали амбициозный план ГОЭЛРО-2, в соответствии с которым обещали построить к 2020году 32 новых блока атомных станций. При этом с самого начала специалисты понимали, что максимум можно построить восемь блоков, а главное, 32 блока не нужны, потому что нет оснований для бурного роста промышленности, а с ним и соответствующего роста потребления электроэнергии. Сейчас уже ясно, что построено будет всего шесть блоков. А Отделение энергетики РАН всегда поддерживало утопические планы или отрешенно молчало.

Теперь пример из современной жизни. Ни одна страна не вкладывает таких огромных ресурсов в проектирование станций, оснащенных реакторами на быстрых нейтронах, как Россия. Идея реакторов на быстрых нейтронах, конечно, красивая и даже романтическая. В них не только выделяется ядерная энергия урана-235, но и производится новое ядерное топливо — плутоний из «негорючего» урана-238. Россия — признанный лидер этого направления. Но реализация «быстрых» реакторов сопряжена с очень серьезными проблемами, которые у нас не обсуждаются. Во-первых, это очень дорого, тем более что урановое топливо на основе урана-235 в разы подешевело и его хватит более чем на сто лет. Поэтому ни одна страна не тратит на разработку «быстрых» реакторов значимые ресурсы. Во-вторых, их коммерческая реализация противоречит ограничениям на распространение ядерного оружия, потому что из полученного в них плутония, по образному выражению специалистов, уже «в гаражах» можно будет делать атомные бомбы. Конечно, вы можете вкладывать туда деньги. Но зачем? Сейчас есть масса других вещей, куда надо вкладывать деньги. А Академия наук молчит.

Я привел несколько примеров, для того чтобы показать: прежде чем тратить ресурсы на масштабные проекты, их необходимо подвергать тщательной, открытой и правильно организованной экспертизе с активным участием президиума и отделений РАН. И здесь решающее слово должно быть за наукой. Экспертная деятельность для выявления ключевых проблем развития отечественных технологий, социально-экономического и гуманитарного развития, организации их острых обсуждений специалистами из разных учреждений у нас не активизирована...

https://aurora.network/forum/topic/61118-okean-diktator-klimata

Хазин: транзит системы или пора делиться властью (29.09.2018)

Сокращено. Форматирование сохранено.

...Ну вот, скажем, рассмотрим ситуацию США 70-х годов. Уже практически десятилетие продолжается экономический спад (на фоне, пусть и замедляющегося, но роста главного противника), нет никаких вариантов придумать какое-то принципиальное изменение, продолжение ведет к тотальной катастрофе, исчезновению источника существования элиты (бреттон-вудской финансовой модели). Что делать?

Как известно, главный вопрос, который решают властные группировки (и их верхушки, которые составляют элиту страны/глобального проекта), это вопрос о власти. И если не получается решить вопрос в рамках существующей конфигурации власти, то что нужно сделать? Правильно, поделиться властью с теми, кто готов предложить решение.

Вопрос, какое решение было предложено в конце 70-х? А простое, которое потом получило название «рейганомики». Суть его в том, что необходимое для продолжения развития расширение рынков, которое было заблокировано СССР и мировой системой социализма, было симулировано за счет кредитного стимулирования частного спроса.

Ниже есть продолжение.

Да, это создало свои проблемы, да, этот механизм был ограничен во времени, что мы сегодня и пожинаем, но на тот момент для элиты «Западного» глобального проекта главное было победить СССР. И эта задача была решена! Ну а сегодняшние проблемы они и решают сегодня.

При этом, конечно, резко выросла и по численности, и по влиянию доля финансовой части в элите «Западного» проекта. Да, с ней сегодня тяжело справиться, но, как показывает развитие событий, вполне возможно. И, самое главное, поделиться — это совсем не то, что потерять все. Что и показала элита 70-х годов в США.

Еще один пример, Россия конца 90-х годов. Этот пример я уже много раз описывал: новая элита, сложившаяся в процессе приватизации, категорически не понимала, что такое безопасность и не понимала, что внутренние разборки нельзя выносить на уровень всего общества. В результате было принято решение поделиться властью и года с 1997 в новые элиты стали принимать представителей силовых структур. А затем именно из этих структур был выбран внутриэлитный арбитр в лице Путина.

Да, сегодня олигархи 90-х сильно обижаются на «силовиков», но тем не менее, если бы не «силовики», 2000-е бы, скорее всего, олигархи бы не пережили. Так что они ограничились минимальными издержками. И, кстати, их так никто и не раскулачил до сих пор. Так что претензии предъявлять глупо, другое дело, что можно было бы попытаться несколько иначе выстроить устройство государства, но на тот момент олигархи об этом и не думали вовсе.

В реальности, предъявленный выше механизм — это главный инструмент элит в условиях жесткого системного кризиса. В условиях системного кризиса нужно поделиться властью с теми структурными частями общества, которые, по мнению большей части элиты, имеют инструменты и методики преодоления этого системного кризиса. Вопрос: почему нельзя у них эти инструменты и методики просто отобрать и ими воспользоваться? А потому что кризис системный и зашел далеко, то есть учить и готовить новые кадры (которые соответствующие инструменты контролируют уже даже не головой, а пальцами) уже времени нет, нужно брать готовые элементы и их быстро внедрять. А внедрять что-то на уровне общества могут только представители элит, на уровне исполнителей это просто не получится!

Давайте теперь посмотрим на современное состояние российского общества. Системный кризис явно имеет место: уже шесть лет продолжается экономический спад, что говорит о том, что либеральные методы управления категорически не подходят. Общество это понимает: 90% населения поддерживает лево-консервативные взгляды, вплоть до откровенно авторитарных (назовем их, условно, сталинскими). В то же время властные группировки на 90% являются право-либеральными, их просто трясет от одной мысли от «левого поворота». Да, элиты более патриотичны, но не следует эту патриотичность преувеличивать: детей своих они зачастую стараются держать за пределами России.

Ситуация становится остро критической, особенно с учетом внешнего давления либеральной элиты «Западного» проекта на свою «пятую колонну», сформировавшуюся в условиях приватизации, которая принципиально зависит от внешнего давления. И вот что делать в такой ситуации? Рассчитывать на реформы? Ну вот, мы получили: пенсионную реформу, рост налогов и ужесточение давления на малый и средний бизнес. Кто скажет, что это не реформы? А что вы хотите от правых либералов? Они просто иначе не умеют, у них такое автоматически получается, даже без дружеской поддержки МВФ. И что делать в такой ситуации?

Если исходить из универсального рецепта, то нужно делиться властью с теми, у кого есть решение. Какое решение, в общем, уже понятно, его элита даже (через Белоусова и Глазьева) озвучила: национализация природной ренты, превращение рубля в инвестиционную валюту, повышение монетизации и снижение налогов. Но понятно, что нынешняя либеральная система управления эти рецепты исполнять не будет, она просто не понимает, как это вообще делать. И, потом, слишком она завязана на старую систему, руководители соответствующих властных группировок делиться властью так просто не собираются.

Иными словами, нужно срочно впустить во Власть (и систему управления) людей, которые, по сути, являются носителями лево-консервативных идей. Таких людей достаточно, но у них есть серьезная проблема: поскольку их почти 30 лет государство гнобило, они все находятся в одиночестве, у них нет координирующих центров (кто и как их будет выбирать?), они не умеют быстро создавать управляющие структуры. Ну и молчат, конечно, по большей части, о своих взглядах, публично по крайней мере.

Отметим, что и в США в 70-е годы, и в России в 90-е координирующие центры у новых представителей элит были (в США это был МВФ и либеральные вузы, вроде Чикагского университета, у нас — ФСБ). А вот у левых консерваторов в России сегодня такого центра нет, есть только паллиативы, типа Изборского клуба. Который, по сути, такой работы выполнять не может, у него и близко нет соответствующих бюджетов. Более того, у нас даже в публичном общественном дискурсе нет темы лево-консервативных реформ, это направление существующие властные группировки, прежде всего, либеральные, которые контролируют СМИ, обходят за версту. А времени уже осталось совсем мало, кризисные явления нарастают стремительно.

Согласится ли наша элита поделиться властью с лево-консервативными представителями, вопрос. Я считаю, что да (точнее, элита это решение передоверит Путину, а он уж самостоятельно примет решение), но могу и ошибаться. Но если такое решение будет принято (еще раз повторю, это типовая модель поведения элиты в ситуации системного кризиса), действовать нужно сразу в нескольких направлениях. Необходимо вводить тему в публичный дискурс, но для этого нужно, чтобы были легальные политические силы, готовые соответствующую идеологию отстаивать. Эти же силы должны стать фильтром, которые будут вводить представителей лево-консервативных в систему управления и к которым смогут апеллировать находящиеся на первых порах в меньшинстве в правительстве и других управленческих структурах представители этого направления.

Кроме того, легальные политические структуры могут сформировать соответствующие идеологические институты (без такой поддержки они окажутся под диким давлением либеральных СМИ и интернета, примеров такого давления несть числа). Они, кстати, нужны еще и потому, что лево-консервативную идеологию нужно двигать и за пределы страны, как минимум на уровне евразийских структур, а то и шире. Уж в Восточной-то Европе они точно будут приняты «на ура». Впрочем, это я уже забежал вперед.

Где у нас могут быть легальные политические структуры? А только в ГосДуме, где только и есть политические партии. Но лево-консервативных партий у нас нет, у нас вообще практически партий нет, у нас есть отделы Администрации Президента. Ну, ЕР, может быть, потянет на управление… Но уж никак не выше. И это значит, что нам категорически необходима реформа политических партий, хотя бы частичная (ЕР трогать не надо, из нее лево-консервативного проекта никак получиться не может).

Я не буду обсуждать детали такой реформы, это не есть цель настоящей заметки. Я только попытался объяснить, что дает теория Власти в приложении к современной ситуации в нашей стране. Могу с полной уверенностью сказать, что если попытаться вменить лево-консервативные методы нынешнему правительству, даже с учетом ввода в него точечным образом отдельных экспертов (типа тех же Белоусова и Глазьева), то не выйдет ничего. В любом случае, нужна общественная поддержка и независимые от общелиберального фона идеологические центры. Кстати, у Примакова и Маслюкова получилось ровно потому, что значительная часть чиновников на тот момент еще были частью советской управленческой школы. А сегодня таких практически нет...

Отмечу, что как вводить соответствующих людей в элиту — тема отдельная. Ее я тоже обсуждать не буду, вопрос это тонкий и деликатный. Но понятно, что такие люди должны найтись, именно они должны «крышевать» соответствующие партийные структуры, как в процессе их создания/реформирования, так и в процессе их развития и вытеснения носителей либеральных идей из их нынешней позиции глобального доминирования в стране.

В любом случае, если такую работу и надо начинать, то как можно быстрее. Еще совсем недавно это было бы крайне сложно (поскольку внешние враги бы этого не допустили), но события последних месяцев уже окончательно показали, что путь открыт. И, значит, можно смело начинать работать в соответствие с показаниями базовой теории Власти.
https://aurora.network/forum/topic/61935-noblesse-oblige-11-tranzit-sistemy-ili-pora-delit-sja-vlast-ju

«Это попытка остановить историю». Политолог Валерий Соловей о перспективах отключения интернета в России в 2019 году

Заметка полностью. Форматирование не сохранено.

В недавнем интервью «МБХ Медиа» политолог Валерий Соловей заявил, что, по его информации, отключение российского интернета от мирового запланировано властями на конец 2019 года. В день интернета в России мы решили расспросить эксперта об этой перспективе.

Ниже есть продолжение.

— Расскажите, пожалуйста, о возможном отключении интернета в России, которое вы упомянули.

— Я не буду говорить о технических аспектах этой истории, потому что это не моя тема. Меня интересует принципиальная сторона — интернет как инструмент политики и отношение к нему, диктуемое политикой. Об этом и пойдет речь.

Эти идеи обсуждаются по крайней мере с 2012 года — в связи с протестами в России, «революцией лотоса» в Египте и событиями в Тунисе. В тех волнениях большую роль сыграли социальные медиа. И потому решено было найти способ их контролировать. Сначала пробовали влиять на содержание — насыщать агентами влияния, создавать ботофермы и так далее. Однако, как мы видим, эти сценарии работают не в полной мере. Можно попытаться влиять на повестку, но перебить ее не получается. Возникает сильная альтернативная, оппозиционная контрповестка. Поэтому стали думать о технологических способах контроля. Их, в общем-то, два: перекрыть каналы связи российского интернета с западным и в критической ситуации и отключить интернет.

— Давайте попробуем разделить эти способы. В первом случае сеть, соединение компьютеров, сохраняется?

— Да, я расскажу о каждом из вариантов подробнее.

Первый — отключить рунет от глобального интернета. Речь идет о том, чтобы создать файрвол наподобие китайского, где фильтруются потоки данных, приходящие извне в Китай, и еще есть внутренняя фильтрация, мощная внутренняя цензура. Но, плюс к этому, не исключается, что в какой-то ситуации можно вообще прийти к обособленному рунету.

Второй — просто отключить интернет. Тут большого ума не надо, в общем-то. Это время от времени пробуют сделать в Российской Федерации, на отдельных территориях. Последний пример — несколько дней назад в Ингушетии отключили интернет в столице Магас и в городе Назрань в связи с протестами, и на территории всей республики отмечались проблемы с интернетом. Более того, учения, симулирующие отключение рунета, были проведены еще в 2015 году. Я говорил с людьми, которые имели некоторое отношение к этому. Они сказали, что да, мы можем перекрыть 99% (и даже больше) всех точек связи между рунетом и внешним интернетом, глобальной паутиной, но даже если останется одна сотая процента, этого достаточно, чтобы весь рунет наполнился нежелательным для нас контентом в течение нескольких часов. Они имеют в виду не порнографию, конечно, а информацию, которая представляется им потенциально опасной, подрывной. Было принято решение о технических работах в этом направлении с тем, чтобы обеспечить возможность стопроцентного отключения интернета к 2020−2021 году. То есть к 2021 году, как считается, все должно быть для этого готово.

И подвариант — отключить некоторые социальные сети. В нашем случае это твиттер и фейсбук, поскольку с точки зрения политического влияния они наиболее опасны. Роскомнадзор готовит для этого почву, в том числе законодательную.

— А разве отключение интернета, полное или частичное, не вызовет новых протестов? Какой тут опыт у других стран, у того же Египта?

— В Египте отключали интернет во всей стране на пять дней, и последствия были следующие — это резко усилило уличную мобилизацию. Причем даже не потому что люди протестовали против отключения интернета, а потому что им стало интересно, что происходит, и они высыпали на улицу. В Египте есть такая национальная культурная особенность, характерная для арабской цивилизации — там много кофеен, которые выполняют роль своего рода коммуникационных платформ. Люди собираются, обмениваются информацией. И отсутствие социальных сетей не было уж столь критичным, но, тем не менее, оно усилило мобилизацию. Кроме того, как показывает ряд исследований последнего времени, социальные сети играют очень важную и полезную с точки зрения власти роль. Они снимают напряжение. То есть если вы написали все, что думали о Путине, о «кровавой гэбне», о губернаторе в социальных сетях, вы выпустили пар. Это сублимация.

С этой точки зрения блокировать социальные сети, особенно популярные — контрпродуктивно. Но мы знаем, что в критической ситуации власть действует алогично. Она не будет руководствоваться стратегическими расчетами, знанием социальной психологии. Работают простые инстинкты. Если мы видим, что социальные сети играют подстрекательскую роль — мы будем их отключать, а если надо, мы заблокируем интернет, заглушим мобильную связь, да и все.

— А когда это может случиться? Вы говорили, что технически все будет готово в 2021 году, но отключить могут в 2019.

— Обратите внимание, когда об этом говорю, я всегда стилистически точен. Я говорю, что «попытаются отключить». Я не говорю о том, что это удастся. Теперь о сроках. Любой прогноз носит вероятностный характер. Да, считается, что техническая готовность к отключению рунета от мировой сети будет к 2021 году. Мои источники говорят, что, возможно, придется предпринять какие-то шаги до этого, уже в конце 2019 года. Они исходят из потенциальной динамики протестных настроений. Социальные и политические риски после объявления пенсионной реформы значительно возросли, и можно ожидать роста общественно-политического напряжения.

Насколько эти ожидания справедливы или нет, я не знаю. Но я бы с ними согласился. От этих источников я уже слышал прогнозы, которые оправдывались. Например, в сентябре 2011 года они сказали, что ожидают серьезных политических проблем. И не ошиблись. Причем они исходили именно из оценки массовых настроений и их возможного развития.

— Чем будут заниматься организации, вовлеченные в работу над «цифровой экономикой», если отключат интернет? Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций, например.

— Когда решение принимают силовики, а в таких ситуациях по мере роста того, что они считают нарастанием угроз национальной безопасности, право принятия решений передается им — им на всех наплевать. Скажут: «так надо». Они говорили, что могли бы, в принципе, заблокировать телеграм, но им пришлось бы заблокировать половину рунета. Этого они делать не хотели — для чего? Ситуация не та. Но если они решат, что ситуация «та», они все выключат безо всяких сожалений.

— Кстати, об истории с телеграмом. Как вы думаете, что это было?

— Этот случай кажется мне эталонным. Делается попытка заблокировать мессенджер — и выясняется, что технические возможности для этого недостаточны, в то время как технические возможности обхода достаточны. Интерес к телеграму растет, поскольку с точки зрения обывателей, даже совсем не политизированных и не имеющих никаких секретов, если власть ополчилась против сервиса, значит, он надежен в плане доставки информации. И число пользователей растет. Попытка блокировки никак не влияет на рыночную стоимость компании Павла Дурова и особых проблем ему не доставляет, зато формирует колоссальную рекламу. И провоцируют недовольство властью.

Это оправданное недовольство. Кто-то в Европе когда-то говорил, что власть, конечно, может делать все, что угодно, но она не должна залезать в переписку граждан и к ним в постель. Люди считают социальные сети своим приватным пространством и воспринимают покушение на него крайне болезненно.

В чем еще эталонность случая с телеграмом — помните, была попытка организовать некое подобие акции протеста, с самолетиками. Это должно бы заставить власть задуматься — стоит ли идти на рискованные шаги, чреватые колоссальными издержками? Потому что для власти самое страшное — если вы что-то попытались сделать, и у вас не получилось. Тогда вы становитесь предметом насмешек. И люди смелеют. В истории с телеграмом мы видели оба эффекта.

Поэтому я думаю, что попытаются как-то ограничить интернет, если ситуация станет напряженной, и возникнет угроза массовых протестов. Но, скорее всего, и я даже почти убежден — не получится. Потому что технические средства обхода и альтернативы развиваются быстрее, чем возможности все это взять под контроль. То есть надо просто полностью тогда отключить интернет в стране. И тогда люди, которые не интересуются политикой (а это подавляющее большинство граждан России даже среди молодежи), неизбежно выйдут на улицы. И даже не чтобы протестовать. Их просто начнет занимать сама ситуация. Некоторые будут испытывать что-то сродни наркотической ломки, потому что социальные сети, интернет формируют зависимость. Поэтому это был бы очень рискованный шаг. Но у меня ощущение, что этот шаг все-таки предпримут при определенных условиях.

— То есть «партия блокировки» и «партия развития «цифровой экономики» существуют и действуют параллельно?

— Да. И не надо удивляться. Есть инстанция, отвечающая за экономику, это небольшая группа в правительстве, «недобитки» системного либерализма. И вторая группа, которая отвечает за национальную безопасность. В той или иной ситуации верх берет та или иная группа. Но поскольку считается, что Россия находится в состоянии экономической войны и политической конфронтации с Западом, то логика осажденной крепости побеждает. И можно сколько угодно строить прожекты создания «цифровой экономики» — но когда звучит фраза «интересы национальной безопасности, враг наступает», прожекты откладывают в сторону.

Наиболее дальновидные люди во власти, циничные, но абсолютно трезво смотрящие на динамику, считают, что логика осажденной крепости будет определять все действия. Одновременно эти люди видят, что у страны очень мало ресурсов. Это не Советский Союз. И, по их словам, дело обстоит так: если бы не совершали глупостей, то с этими ресурсами можно было бы продержаться лет пять-шесть. А глупости будут совершаться постоянно, и их объем, видимо, будет нарастать. Скорее всего, срок окажется гораздо короче.

Как раз в истории вокруг телеграма, с моей точки зрения, отчетливо видно столкновение логик. Решение о блокировке было принято силовиками. Я думаю, что они пытались заодно проверить свои технические возможности. Специалисты сказали, что готовы к этому. И те, кто принимал решение, были уверены, что техническая возможность есть. Они нанесли удар. Довольно быстро выяснилось, что технические возможности преувеличены. А все, кто относится условно к экономическому блоку — смотрите, они же не сразу реагировали. Они выждали несколько дней, увидели, что ничего не получается, и тогда возвысили голос. Причем апеллировали они, естественно, к премьер-министру, а премьер-министр вынужден был обратиться к президенту. Прошло еще несколько дней, ситуация оставалась нерешаемой. Могли ли силовики продолжать упорствовать? Могли. Могли, как они говорят, положить половину рунета. Тогда, вероятно, они добились бы своего. Но как долго это все лежало бы? Кроме того, война ведь не объявлена. Телеграм — это, конечно, раздражающая мишень, но не такая уж важная. Поэтому решили спустить дело на тормозах. И, насколько я знаю, решили подготовиться получше в следующий раз.

— Как вы думаете, может ли функционировать изолированная сеть внутри страны?

— Я думаю, что это практически невозможно, но этим вопросом никто и не задается. Было дано задание, те, кому оно было дано, взяли под козырек и сказали, что нужно сделать то-то, нужно столько-то денег. А что будет дальше — если вы полагаете, что для России характерно длительное стратегическое планирование с оценкой последствий, вы порядочно заблуждаетесь. И самое смешное в этой ситуации — никто не думает, что это будет реализовано. То есть они получают поручение, выполняют, но исходят из того, что это на самом деле никто не попробует реализовать.

— Но если никто не верит, то зачем тратить деньги и силы на подготовку?

— Зачем деньги тратить — это понятно. А вообще — так эти организации оправдывают собственное существование. Вы должны постоянно говорить об угрозах национальной безопасности, то есть вы их должны постоянно обнаруживать. А во-вторых, надо постоянно им противодействовать. Это производство ради производства. Скажут, допустим, на заседании Коллегии ФСБ, что Запад пытается на нас влиять и посылает шпионов, а у нас шпионораскрываемость снизилась — и вы тут же с удивлением увидите, что в течение ближайших месяцев задерживается больше «шпионов» или людей, подозреваемых в шпионаже. Это советская система в ее гротескном виде. В середине восьмидесятых СССР, то, что я видел своими глазами, был верхом рациональности по сравнению с нынешней властью.

— Представим, что мы в 2020 году. Нарастает политическая напряженность. Как вы думаете, что еще будут делать власти, чтобы «сохранить нашу национальную самобытность в борьбе против влияния Запада», кроме отключения интернета?

— Мне кажется, что это было бы самое яркое событие. Все-таки сложно придумать более вопиющую попытку бросить вызов всему мировому технологическому и культурному развитию. Это попытка остановить Историю в прямом смысле слова. Задумка, которая своим величественным идиотизмом у меня вызывает даже какое-то восхищение. Вот возьмем и остановим историю в одной отдельно взятой стране.
https://mbk.sobchakprotivvseh.ru/suzhet/eto-popytka-ostanovit-istoriyu/