Sunday, July 09, 2017

[05.08.2015] Антон Носик: Практиковать забивание камнями не хочу




После интервью я спросил: "Антон, сам знаешь, какие сейчас времена. А если тебя схватят пониже талии?" - "Во-первых, бизнесом я давно уже не занимаюсь. Во-вторых, если что, махну в Белоруссию на машине, а оттуда - в Израиль".

Через пару месяцев мой собеседник едва не отправился в тюрьму за угрозы в адрес Сирии. Потом на границе РФ и Белоруссии появилась пограничная зона. А сегодня Антон умер.
https://www.facebook.com/shaulreznik/posts/1948389221853807

См. также:
Умер Антон Носик
Антон Носик: - Случилось так, что я живу
Антон Носик: Практиковать забивание камнями не хочу



Интернет-гуру, основатель благотворительного фонда и полиглот выучил библейский иврит благодаря «Евгению Онегину». Появлением кипы на голове он обязан арабским камнеметателям, обрезание сыну делать не спешит, а также одинаково негативно относится к сегрегации по национальному признаку и к евреям-выкрестам. Гений, парадоксов друг?



Ниже есть продолжение.

Мои еврейские бабушки и дедушка прошли Великую Отечественную, они были первым светским поколением в семье. Соответственно, традиций не блюли, заповедей не помнили, на идише при моей жизни уже не разговаривали, синагогу не посещали. Поэтому в родительском доме никакого представления об иудаизме я получить не мог. Впрочем, мой троюродный брат Леви Китросский, один из создателей организации «Маханаим», пришел к вере еще в 70-е годы. Согласно семейному преданию, он к себе в квартиру в многоэтажке на Юго-Западной затаскивал барана, чтобы кошерно зарезать…

То, что я еврей, и что в СССР есть антисемитизм, я знал с детства. Кто-то из друзей семьи сидел в отказе, кто-то лес валил за «антисоветскую деятельность», других не брали на работу или не принимали в вузы… Но на себе я всего этого не чувствовал, потому что учился сперва в английских спецшколах (в одной из них — с Владимиром Соловьевым), потом — в замечательной 201-й литературной школе имени Космодемьянских, где у нас была одна классная руководительница с Александром Будбергом. Евреев в этих заведениях училось много, а антисемитов не было совсем. Но твердое представление о том, что меня, как еврея, не захотят принять в вуз, существовало. Об этом мне говорили все репетиторы.

В 14 лет я заинтересовался еврейским языком и литературой. Дело в том, что мне легко даются языки, к тому моменту я разговаривал на английском, французском и чешском, читал на польском и словацком. Вокруг меня были сплошь отказники, которые изучали или преподавали иврит на расстоянии протянутой руки и трех рублей за урок. Отчего же не присоединиться?

Советскую власть я ненавидел, но в возрасте 14 лет уехать из СССР самостоятельно было невозможно. А родители никуда не собирались, потому что бабушка была категорически против. Она — эдакий герой фильма «Гуд бай, Ленин!», всю жизнь изображала пламенный советизм. Как потом оказалось, из страха и ненависти, чтобы любимая дочь не вступила в конфликт с властью.

Папу советская власть выпускала в творческие и гостевые командировки за границу. Из Франции он привез фотоальбом с видами современного Иерусалима. Я понимал, что живьем это никогда не увижу. Равно как и Париж, карта которого висела у нас в туалете и улицы которого я знал наизусть. В спецшколе преподавали про London is the capital of Great Britain, а мне — что Париж, что Лондон, что Юпитер. Другая планета.

Иврит я все же пошел учить, два года меня учил Алексей Владимирович Магарик. Ныне — иерусалимец и обладатель корочки узника Сиона, потому что за преподавание мне иврита его отправили в мордовские лагеря валить лес. После того как Магарика посадили, я еще успел взять пару уроков у Михаила Анатольевича Членова, который преподавал тоже подпольно и тоже по три рубля за урок. Его, слава Б-гу, посадить не успели.

С книгами на иврите в Москве проблем не было. Танах, который я хотел прочесть в оригинале, можно было легально достать в Хоральной синагоге. Каждые два года проходила Московская книжная ярмарка, куда все евреи входили в куртках на молнии, а выходили беременные книгами. Поэтому через некоторое время на современном иврите я читал без проблем, а Танах читал, но не понимал. Кто бы меня тогда поучил библейскому ивриту и объяснил, что, если союз «ve-» прибавляется к будущему времени, получается прошедшее?

Помог… «Евгений Онегин» в переводе Авраама Шленского. Там используются библейские лексические конструкции во всей их полноте и красоте, и там они понятны благодаря знанию оригинала. Например, пишет Татьяна Онегину: «Напишу ему, чего ж ему боле», — и понимаешь, что будущее время используется в значении настоящего, а третье лицо — это форма уважительного обращения, аналог отсутствующего в современном иврите «Вы».

Эфраим Севела в камне
Я к тому времени понимал: если большевики открывают рот, они врут. Если говорят, что Б-га нет, — значит, Он есть. Впоследствии, поступив в Третий медицинский институт, я обнаружил, что в научных кругах существует такое же неприятие советского материализма и вульгарного атеизма, какое во мне развилось стихийно. Например, наша кафедра микробиологии устраивала дискуссию с кафедрой научного коммунизма по поводу обязательной для всех советских естественников догмы «Жизнь — это форма существования белковых тел». Которая, конечно же, является полной фигней с точки зрения современного научного знания: классик марксизма-ленинизма не слыхал про небелковые формы жизни, а к 1980-м годам они уже были хорошо изучены и описаны…

У меня существовала некая стихийная вера в существование Б-га, но я не особенно заморачивался вопросом, как этого Б-га зовут. С практикой и с ритуалами, описанными в еврейских Книгах, были проблемы. В Торе я прочел о том, как нашли человека, который в субботу собирал хворост, и забили его камнями. Мне было очевидно, что практиковать нечто подобное я не хочу. Или, например, недельная глава «Пинхас»: увижу, как кто-то любит нееврейку, проткну обоих копьем, и за это в священной Книге самая длинная глава будет имени меня? Это не прикалывало.

Мой родственник Китросский, затаскивающий барана к себе домой, чтобы его правильно зарезать, тоже казался архаикой. И обрезание, и много чего другого. Поэтому мысль о принадлежности к практикующим иудеям в моей голове не возникала. Не возникла и тогда, когда карточный домик под названием СССР окончательно рассыпался, и мы с семьей по приглашению Музея Тель-Авива и тогдашнего президента Хаима Герцога-старшего посетили Израиль в 1989 году.

Самая доходчивая книга о том, что это была за страна в ту пору, — это «Остановите самолет, я слезу» Эфраима Севелы. Я приехал в Израиль, имея опыт Вены, Западного Берлина, Лондона, куда с началом перестройки успел съездить. Тот Израиль, тот Тель-Авив, который был виден с балкона гостиницы «Дипломат», был книгой Севелы в камне. Страна чудовищной бюрократии и социалистического вмешательства государства во все вопросы жизни граждан.

Но Яша Гробман, сын художника Михаила Гробмана, посадил меня в свою машину и отвез в Иерусалим. В такой Иерусалим, который я с тех пор и люблю, в квартал Абу-Тор, в Шейх-Джаррах. Мы поднялись на Храмовую гору, прошли по Виа Долороса, были у Стены Плача. Потом заехали в гости к Яшиному однокласснику-марокканцу на улице Дерех-Хеврон, его семья говорила со мной на очень изысканном французском. И как-то вштырило меня: вот этот Иерусалим — среда обитания, которая никакого отношения к левосоциалистическому Тель-Авиву явно не имеет.

Это было через пару лет после начала Первой интифады, люди из Тель-Авива в Иерусалим в ту пору вообще не ездили, не позволяли себе ступить на «незаконно оккупированные палестинские территории». А я посмотрел на Иерусалим без всей этой троцкистской шелухи и увидел совершенно другое — 3000 лет нашей истории, среди которой нормально живут нормальные люди. По древним европейским столицам с их пресловутыми памятниками ходишь, как по музеям. Можно туда эмигрировать, но это будет чужая жизнь среди чужих людей.

А вот посмотрел я на Иерусалим, и открылась мне своя жизнь среди своих людей. Нормальные люди, с высшим образованием, с хорошим английским или французским, с достижениями на мировом уровне в медицине, кибернетике, в сельском хозяйстве. Не комплексуя перед «бедными обездоленными палестинцами», не бросая камни в других евреев, не ненавидя их. Просто живут. И я бы мог, как они.

Пусть по ним Саддам долбанет

Через полгода после той первой поездки я приехал в Израиль жить. Таксист восточного происхождения, который вез меня из аэропорта, всю дорогу читал мне политинформацию на гортанном своем иврите. Он чудовищно ругал Щаранского, говорил: «Еще один стал евреем из-за денег». Для меня Щаранский был героем, узником совести, а для него — ненавистным белым ашкеназом, которому государство стелет красную дорожку за какие-то там заслуги по выезду в Израиль таких же ашкеназов, как он сам.

Когда была война в Персидском заливе, я по редакционному заданию «Маарива» зашел в палаточный городок, разбитый возле кнессета. Там сидели восточные евреи, пили чай и смотрели новости про войну, перемежающиеся репортажами о прибытии очередной группы репатриантов из СССР. Одна дама марокканского происхождения, попивая чай из пиалы, воскликнула в сердцах: «Да пусть Саддам Хусейн по ним ракетой долбанет!» Представляете, сидит израильтянка и мечтает, чтобы иракский «Скад» попал в самолет с новыми гражданами страны.

Меня это, впрочем, не очень задевало. Я понимал, что это позиция маргиналов, в отличие от советского антисемитизма, где власть тебе с рождения указывает, где учиться, где не учиться, кем работать, а кем — нет. Израиль до середины 90-х был типичным социалистическим государством, в котором не было полноценной меритократии, и поэтому основные блага распределялись среди жителей по принадлежности к группе, представленной политически: кибуцы, ультраортодоксы, бюджетники, выходцы из стран Магриба, члены профсоюза и так далее. В таких условиях общество начинает автоматически делиться на группы, которые борются за ресурс и ненавидят друг друга.

Кульминацией было, наверное, убийство Рабина. Волна ненависти на прямых выборах 1996 года достигла пика, когда вдова Рабина напрямую обвиняла Нетаньяху и его сторонников в убийстве мужа. Но выборы 1996 года на этой риторике выиграть уже не удалось: оказалось, что что-то в этой машине сломалось за годы строительства капитализма. Сказались рыночные реформы, для бизнеса и общества секторальная принадлежность перестала иметь такое значение.
После обрезания — на вернисаж

Я в Израиль приехал стихийно верующим, не принадлежащим к конфессии. Отношение к любой правящей к конфессии у меня — как к КПСС. Религиозные институты, на мой взгляд, не должны править страной и вмешиваться в жизнь государства крупнее Ватикана… А дальше в моей жизни случилась смешная история, цепь таких случайностей, которые задним числом больше напоминают закономерности. Рациональные доказательства существования Б-га, Который от тебя что-то хочет.

Летом 1990-го мы с женой снимали двушку на улице Яффо, у нас постоянно селились такие же репатрианты, как мы, но только что прибывшие. И вот жил у нас такой парень Леонид, который в Израиле стал Лионом в честь Фейхтвангера. Недалеко от нашего дома находился район Кирьят-Моше, где живут религиозные сионисты. Леня посещал там уроки в сионистском религиозном институте «Махон Меир» и носил кипу, потому что там так у них было положено. Однажды Леня позвал нас с женой на экскурсию в Хеврон, организованную его институтом.

Приезжаем автобусом в Кирьят-Арбу, нас там размещают в общежитии и пешком ведут в Бейт-Адассу, еврейский анклав в самом центре арабского Хеврона. На третий год Интифады это было реально стремно: идет еврей в таких местах — араб кидает камень. И вот топают себе по хевронскому рынку 20 человек: 17 религиозных сионистов с курсов в «Махон Меир», Леня и мы с женой. Направлялись мы в гости к художнику Шмуэлю Мушнику, который по сей день живет в центре Хеврона. Увидев косо посматривающих на нас арабов, мои спутники из «Махон Меир» снимают свои кипы и осторожно убирают в задний карман джинсов. Чтобы чего не вышло.

Тут мне ударило в голову очень большое количество мочи. Я на своей земле должен скрывать, что я еврей, чтобы камнем не кинули?! Для этого весь сионистский проект?! Не стал снимать, и потом остался я в той кипе на неделю. Я бы, наверное, ее потом снял, потому что ограничения и ритуалы, которые вытекают из ношения кипы в Израиле, были не про меня. Не собирался я три раза в день молиться и половину рабочего дня посвящать изучению Торы. Кипа тогда была всего лишь декорацией на голове, отражавшей отсутствие страха. Но дальше случилась еще одна неожиданная история.
Доносы на правых

В августе 1990 года группа русскоязычных журналистов во главе с Эдуардом Кузнецовым начала создавать на базе «Маарива» первую качественную русскоязычную газету Израиля. Вполне по стандартам «Коммерсанта» Владимира Яковлева, хоть мы тогда ничего и не знали о «Коммерсанте». Все мы жили в Иерусалиме, как положено идейным сионистам, а редакция находилась в Тель-Авиве, в «Бейт Маарив».

Журналисты «Маарива», сплошь левые, тут же принялись писать на нас доносы своему руководству. Дескать, набрали людей правых взглядов на создание русской газеты, живут они все в Иерусалиме, а некоторые — даже на оккупированных территориях. Кузнецов по взглядам вообще ястреб. Нехорошо. Разогнать бы их поскорее.

Поток доносов на нашу редакцию удесятерился, когда я начал носить кипу. Тогда меня вызвал к себе один из создателей «Маарива», Дов Юдковский, который относился ко мне настолько хорошо, что дал писать «Колонку репатрианта» на иврите с моим фото. Юдковский сказал: «Мне кажется, ты умный парень. Тебе светит большая карьера в израильской журналистике. Пойми, что здесь все левые и кипа твоя для них — это как красная тряпка для быка. Лучше бы тебе эту кипу снимать при входе в редакцию, а еще лучше — за 2 квартала до нее». 1990 год на дворе, полгода я в Израиле, и меня просят: скрывай, что ты еврей! Тогда эта кипа и приросла к моей голове окончательно.

Еще год спустя, когда мой коллега и родственник доктор Чернов вместе с нынешним героем нефтяных разборок Максом Фрейдзоном занимались обрезаниями, я пригласил их к себе. Чик-чик, и все случилось, а уже на следующий день я пешком пошел на вернисаж Кабакова в Музей Израиля. Враскоряку, но пошел. Они хорошо все сделали.

А дальше я для себя определился, что я соблюдаю, чего не соблюдаю. Есть условно 613 заповедей, 40–50 неисполнимы, если ты мужчина или женщина, еще столько же — потому что не стоит храм на Храмовой горе, а из оставшегося ты все равно сам выбираешь, что для тебя важно, а что нет. «Не убий», «Не укради» или ногти с тремя щепочками сжигать.

Я соблюдаю кашрут так, как его вижу, не в виде печати на упаковке, а не смешивая мясное с молочным, не поедая свинину и морепродукты. В Судный день не ем, 9 ава не ем. Но в субботу и курю, и езжу: ни то ни другое я не считаю работой. Для меня очевидно, что Тора действительно умещается в одном принципе: не делай другому то, чего не хочешь, чтобы делали тебе, а все остальное — комментарии.
Спасти ливанскую девочку

Благотворительность — это индустрия, где я всего лишь винтик большой системы. В личном качестве я ищу возможность помочь людям в миллион раз эффективнее, чем это делалось в эпоху до интернета. Насчет помощи «своим»: мне не нравится вообще слово «свои», я видел иудейские войны, где у литваков своими были литваки, а вижницкие хасиды воевали с гурскими не хуже, чем арабы-христиане с арабами-мусульманами. Маркером «свой — чужой» пусть русские фашисты занимаются, это в их религии центральная дихотомия.

Когда я в 2005 году создал фонд «Помоги.Орг» для того, чтобы вооружить российскую благотворительность интернет-инструментарием, самое большое количество денег на лечение первого же ребенка в списке поступило с форума последователей дьякона Андрея Кураева. А когда прошло восемь лет и мой фонд создал программу помощи многодетным семьям, оказалось, что из 50 семей, которые мы поддерживаем, многодетных священников — половина. То есть кроссконфессиональность так и работает в две стороны. Если человек тонет, не надо требовать его паспорт, сначала надо вытащить его из воды.

Во время Второй Ливанской войны я помог вывезти из Бейрута ливанскую девочку-христианку к родственникам в Канаде. Был такой момент, христианам было плохо в Бейруте. И мне не очень важно было, им там плохо из-за «Хезболлах», или из-за действий израильской армии на юге страны.
Врач на фельдшерских курсах

По прошествии 24 лет после того, как кипа прилипла к моей голове и сделала адептом религии, я могу объяснить то, чего не мог объяснить тогда, когда эту кипу надел. Если ты веришь, что в начале сотворил Б-г небо и землю, что существует Высшая сила, сила Добра, тебе захочется быть на ее стороне.

При выборе религии мне не кажется правильным поступать как богоискатели из числа советской интеллигенции — идешь-де в библиотеку, читаешь литературу разных конфессий и делаешь выбор, как в супермаркете. Есть же некие данности. Если ты еврей, то у тебя есть твой еврейский способ бороться на стороне Добра. У русских есть их православный способ.

Переход еврея в христианство кажется мне выморочным концептом, при том что среди близких и дорогих мне людей есть выкресты. Это как русские музыкальные группы, поющие на выученном английском языке. У меня нет никакой проблемы спеть все 206 песен битлов наизусть, но слушать российскую группу, которая поет по-английски, стараясь повторить успех АBBА, мне не очень интересно. И так же мне странно, когда евреи, наследники многотысячелетней традиции служения Б-гу и соответствующей системы ценностей, начинают учиться у значительно более молодой конфессии только потому, что ее представители составляют большинство на территории страны проживания. Если у тебя есть такое богатое наследство и ты делаешь вид, что его нет, это все равно что человек с высшим медицинским образованием пойдет на фельдшерские курсы учиться градусник ставить.

Я себя чувствую евреем, человеком русского языка и русской культуры, израильтянином, который служил в армии, который каждый год привозит в Израиль сына и хочет, чтобы он говорил на иврите, чтобы в каждом городе у него были друзья. Воспитываю ребенка по образу и подобию себя в том смысле, что я пригласил моэля в 25 лет. Это значит, что мой ребенок абсолютно свободен от индоктринации. Будь то еврейской, русской или индуистской — Лева половину жизни прожил в Индии, имеет друзей, видел ритуалы.

Я воспитываю его так, чтобы свой осознанный выбор он сделал, основываясь на максимуме информации и на том, к чему лежит его душа. Разумеется, я не сомневаюсь, что его душа ляжет туда же, куда легла моя.


Повелитель СМИ

Антон Носик родился 4 июля 1966 года в Москве. В 1989 году окончил лечебный факультет Московского медицинского стоматологического института имени Н.А. Семашко. Переселился в Израиль, где занялся журналистикой. В 1996-м начал вести рубрику об интернете «Наши сети» в газете «Вести», а позднее — сетевое обозрение «Вечерний интернет». В 1997 году вернулся в Россию, стал одной из наиболее известных в Рунете фигур. Носик сотрудничал с Фондом эффективной политики, на средства которого в 1999-м запустил интернет-издания «Газета.Ру», «Лента.Ру» и «Вести.Ру». Пост главного редактора «Ленты.Ру» занимал до 2004 года. В 2001-м Носик был назначен вице-президентом, президентом, затем президентом по развитию «Рамблер Интернет Холдинга». В 2004-м занял пост советника в созданном ранее холдинге Rambler Media Group. В 2006-м Носик стал руководителем службы блогов в компании «Суп», которая приобрела право на обслуживание русскоязычного сегмента LiveJournal, а затем выкупила этот сервис. В 2008–2009 годах работал главным редактором основанного им портала деловых новостей bfm.ru. В ноябре 2009-го был переведен на должность заместителя гендиректора холдинга «Объединенные медиа» Михаила Бергера и назначен шеф-редактором bfm.ru. В 2011-м покинул холдинг, вернулся в SUP Media медиадиректором. С 2005-го — учредитель фонда «Помоги.Орг».
Носик против ипотеки

Выходцы из Советского Союза столкнулись в Израиле 90-х с целым рядом неизвестных им реалий — от многопартийных выборов до развитой системы кредитов и ссуд. В первые годы репатрианты жили на съемных квартирах, готовясь взять ипотечную ссуду для покупки собственного жилья, как к тому призывали государственные и банковские структуры.

Вопреки рекомендациям и общему ощущению, что аренда — это выбрасывание денег на ветер, Антон Носик опубликовал аргументированную статью, в которой предостерегал от получения ипотеки. По его мнению, цены на квартиры были взвинчены искусственно и новым гражданам следовало бы переждать квартирный бум. «В начале 90-х годов цены росли спекулятивно, на ожиданиях. Государство Израиль делало фиктивные покупки у подрядчиков, фактически предоплачивая эти квартиры. В ход шел бюджет министерства жилищного строительства», — отмечал Носик десятилетие спустя.

Впоследствии многие репатрианты обвиняли журналиста в том, что из-за его выкладок они потеряли драгоценное время и деньги — арендная плата росла, аналогичным образом выросли цены на недвижимость, не собираясь снижаться. Носик парировал: «Я никогда не говорил: «Если у тебя есть деньги, засунь их за пазуху и живи на съемном угле». И тут произошла приватизация квартир в России, начали приезжать репатрианты с деньгами. Это уже были совершенно другие люди, которым ипотека помогала добрать $10- 20 тысяч. Принципиально иная ситуация».

Возможно, вас также заинтересует:

http://www.moscow-jerusalem.ru/intervyu/anton-nosik-praktikovat-zabivanie-kamnyami-ne-xochu/

No comments:

Post a Comment