Saturday, December 10, 2011

В оценках «вождя народов» проявляется столкновение двух культур и двух мифологий

Сокращено. Форматирование моё.


...Почему, несмотря на массу очевидных и неопровержимых свидетельств преступной и катастрофической политики «великого вождя», люди голосуют за Сталина?.. Отвечаю: проблема Сталина не связана с полнотой информации о тех или иных аспектах политики этого персонажа отечественной истории. Парадокс Сталина кажущийся. Ситуация может представляться непостижимой, если полагать российское общество однородным. Одни ценности, общая картина мира, единые способы понимания. Это не так. В оценках «вождя народов» проявляется столкновение двух картин мира и двух культур. Наконец, двух мифологий — мифологии модерна, большого общества, либерально-гуманистических ценностей и мифологии традиционного общества, восходящей к культурному космосу русского крестьянства.


Ниже есть продолжение.


Образ Сталина многослоен. Это и великая империя, и русский как «старший брат», и языческая религия Победы, и предельный уровень патернализма, когда Вождь думает за всех, ставших под его Высокую руку. Сталин — символ изоляционизма и антизападничества; с его именем связана ностальгия по мифически переживаемому статусу сверхдержавы, распоряжавшейся судьбами мира. Сталин — настоящий хозяин. Грозная и неподкупная сакральная Власть, гроза боярам и отрада простому народу. При нем начальники тихо ходили и знали свое место. Одним словом, он — «нашенский». Все это — традиционные для России сущности. Сверх всего есть драматическая проблема исторических итогов XX века. Победа в войне — единственное безусловное достижение, накрепко спаянное в массовом сознании с именем Сталина, — онтологизирует вождя народов как безусловную российскую ценность.

Для одной части общества, ориентированной на традиционные ценности, перечисленные характеристики значимы и безусловны. Это — мир счастливого и утраченного детства, в который они хотели бы вернуться.

Другая часть, ориентированная на ценности динамики и модерна, видит желанную реальность совершенно по-другому. Исходит из идеи верховенства закона, ценности человеческой личности и т.д. Для них Сталин — тиран, загонявший страну в тупик. Проблема в том, что диалог между этими позициями невозможен. Кардинально различаются каталоги ценностей, процедуры верификации и пространства идентификации.

Есть люди, которым свойственно умиляться известному высказыванию Достоевского: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться с Христом, нежели с истиной» — и видеть в этом суждении подвиг веры и проявление русской духовности. Мне —а я христианин с юности —эти слова всегда казались чудовищными. Но дело не в Федоре Михайловиче. Достоевский мог сказать все, что ему заблагорассудится. Важно, что данное высказывание сохранилось и привлекает внимание поколений русских людей. Значит, писатель ухватил нечто присущее русскому духу. А теперь возьмите и поменяйте в этой фразе Христа на Сталина. Такая процедура продвигает в понимании нашей проблемы. В ситуации ценностного конфликта традиционный человек выбирает устойчивые ценности, выбирает мифы, а не истину.

Попробуйте объяснить матери «братка», отбывающего длительный срок за бандитизм, что ее сын мерзавец. Чем ближе это суждение к истине, тем истовее женщина будет защищать «родную кровинушку». Защищать тем более энергично, что в глубине души она знает и чувствует вашу правоту. Ей надо сохранить ту картину мира, которая позволит жить дальше. В плохую компанию попал, жена-змеюка деньги из него тащила, по пьяному делу в драку ввязался, подставили его и т.д.

Это — одна сторона проблемы. Для того чтобы рациональные аргументы могли поколебать ценностные установки, необходима культура мышления, нравственная и интеллектуальная самодисциплина, способность к саморазвитию. В массовой среде, ориентированной на традиционные ценности, эти сущности обретаются в статусе исключений.

Другая сторона — проблема самоидентификации, то есть решение проблемы «мы/они» и каталог ценностей. Начнем с самоидентификации. Один из ведущих исследователей русского крестьянства Т. Шанин утверждает: крестьянское самосознание покоится на убеждении в глубокой пропасти между крестьянским «мы» и разнообразными «они»: государство, «чистые кварталы» городов, знать, те, что носят униформу, меховые шубы, золотые очки и даже складно говорят.

Социальный идеал традиционного мира — крестьянская страна Беловодье, мир всеобщего равенства, без городов, купцов, ростовщиков, где царь сам пашет свою землю и управляет малым числом слуг. «Общинная революция» 1917–1922 годов в значительной степени вдохновлялась этими идеалами. Догосударственное, общинно-родовое сознание, начисто отрицавшее мир города и зрелой цивилизации, видело в большевиках реализацию своих упований. Надо извести под корень, до основания, или, по крайней мере, взять к ногтю всех этих начальников, профессоров с писателями, очкариков и утвердить власть «простого человека».

В реальности большевики решали задачи модернизации, что означало окончательное разрушение крестьянского космоса. Десятки миллионов людей переместились в города, изменилась и сама деревня. Однако Сталин смог разрушать традиционный мир только потому, что сохранял базовые характеристики традиционного общества. В этом и состоит суть так называемой «консервативной модернизации». Среди базовых характеристик сохранилось описанное разделение общества на два качественно различающихся блока.

Традиционный сектор — малообразованные, тяготеющие к традиционным формам жизни и старшим возрастным группам, жители предместий с малыми доходами, выходцы из крестьянской и слободской среды. Это — те самые «мы», простой народ, о котором говорит Шанин. Сектору «мы» онтологически противопоставлен модернизированный сектор — горожане, люди государства и цивилизации, то есть «они». Прежде всего это любая элита: хозяйственная, интеллектуальная, бюрократическая. А также в широком смысле «люди города». В данной среде доминируют потомственные горожане, люди умственного труда. Но здесь решает не происхождение, а актуальная культура. Парень из крестьянской глубинки принявший ценности модерна, порвавший с породившей его средой и отождествивший себя с миром зрелой цивилизации умирал для «своих» и становился частью «они». Носители традиционного сознания видят в «них» силу, давно уже наступающую на дорогой и близкий космос и способную окончательно разрушить мир патриархальной традиции. Перед нами чисто классовое чувство, ненависть сына дворника к чистому мальчику со «скрыпочкой».

Народная мифология видит российское государство следующим образом: есть народ, есть «надёжа государь», и есть город, бояре, чиновники. Настоящий, народный царь — за нас. Он рад бы сделать все по справедливости, бояре, видишь, мешают. «Любит царь, да не любит псарь». Праведный правитель — гроза боярам и защитник простого народа. Отсюда непреходящая любовь носителей традиционного сознания к главным российским тиранам — Ивану Грозному и Иосифу Сталину.

Объяснительная модель, с которой «простой человек» подходит к проблеме Сталина, такая: «они» ненавидят нашего Сталина за то, что он гнобил и расстреливал «их» кумиров, «их» родственничков и любимчиков. Мы имеем дело с дуализмом мифологического мышления. Раз Сталин бил бояр, значит, он помогал простому народу. В реальности народ жил в бараках и пребывал в такой нищете, которую сегодня трудно себе представить. Но это забылось. Мифологическое сознание избирательно. Оно помнит о другом: в ту лихую эпоху парень из глубинки мог сделать стремительную карьеру, за десять лет стать комбатом и приехать однажды в свою деревню на «Победе». В лагерях сидели миллионы самых простых людей. Но справедливо и другое. Число людей с высшим образованием среди репрессированных в 6-8 раз превосходило средний процент по стране. Иными словами, «их» сажали чаще и больше. И это осталось в памяти.

Традиционному человеку нужен простой и понятный мир, в котором все такие же, как мы. А все эти умники, «больно грамотные», умеющие складно говорить, делают жизнь сложной и непонятной, отодвигают мир от идеального состояния и не дают ходу простому человеку. По сегодняшней жизни без них не обойдешься, но товарищ Сталин держал их строго. Вот они его и ненавидят. А что касается войны, так мы ее выиграли. Здесь сливаются два момента: ценностный и познавательный. Так мы переходим к каталогу ценностей. Традиционная культура стоит на примате целого. Семья важнее отдельного человека, деревня — отдельной семьи. А благо государства несопоставимо значимее благополучия любого слоя или множества людей. И вообще, отдельный человек мало чего стоит. Гуманистический пафос, правовой фетишизм чужды и непонятны традиционному сознанию. Все это — интеллигентские заморочки.

Ну, расстреливал. Значит, так надо было. Государству надо. Расстреливал — выиграли войну, а не расстреливал, глядишь, и проиграли бы. Апеллировать к азам логики, приводить известное положение «Post hoc, non est propter hoc» (После того, не значит вследствие того) здесь не приходится. Эти люди мыслят иначе...

...История культуры не подтверждает многих просвещенческих иллюзий. В частности, не следует думать, что на смену мифам приходит некое объективное знание. Природа человеческого сознания такова, что миф как способ понимания и переживания мира неустраним. Об этом говорил еще А.Ф. Лосев. В реальности на смену одним мифам приходят другие. Хорошо, если новые мифы более пронизаны моментами рационального и объективного...

У нашей проблемы есть и другая грань. Мир традиции теплый, человек вписан в вечные, естественные сообщества. Ему помогут, не оставят в беде, посочувствуют. А мир автономной личности жесткий и холодный. Автономный человек получает все бонусы, вытекающие из его труда, жизненных выборов, активности. Но вся полнота ответственности за катастрофы, ошибки, неудачи ложится на него и только на него. Это — совершенно иное само- и мироощущение. Традиционный человек живет с убеждением — Бог милостив. А человек, принадлежащий современному миру, знает: в первую очередь Он — справедлив.

При всех ужасах и жесткости советской эпохи, то было традиционное общество. Советская реальность сохраняла сложно формулируемую, но значимую субстанцию традиционно-коллективного бытия. За двадцать лет эта атмосфера окончательно размылась и для многих такая утрата оказалась одной из самых важных...

...сектор носителей традиционалистских ориентаций постепенно, но неумолимо уменьшается.

Дети и внуки этих людей избирают другие жизненные сценарии, проникаются ценностями модерна, осваивают культуру большого общества.

Наконец, давайте вспомним о том, что человек по своей природе конформист. А наш соотечественник, привыкший колебаться вместе с генеральной линией партии, конформист вдвойне. Для того чтобы результаты голосований и опросов общественного мнения разительно изменились, достаточно однозначного жеста со стороны высшей власти. Например, если российский суд в связи с расстрелом польских военнопленных признает Сталина преступником против человечности, сектор убежденных сталинистов мгновенно схлопнется до размеров узкой секты, окопавшейся в крошечных политических движениях и резко оппозиционных изданиях. Книги, прославляющие «великого вождя», сами собой исчезнут с полок магазинов. Надписи и плакаты растворятся в ночи, и утром, глядя на вас честными глазами, администраторы будут удивляться вашему вопросу: «А что, разве здесь висел плакат с фотографией Сталина?» А массовый человек искренне будет осуждать тиранию и голосовать за демократические ценности.

Если же нам не нужны конъюнктурные колебания… Если мы хотим, чтобы в России возобладали гуманистические ценности и сформировалось сознание, в рамках которого оправдание тирании в принципе невозможно, надо запасаться терпением и много и напряженно работать, помня о том, что у нас есть союзник — время, которое работает на нас.

http://www.novayagazeta.ru/society/49534.html

No comments:

Post a Comment