...Когда Фрэнсис Фукуяма писал статью «Конец истории?», едва ли он не задумывался о многозначительном совпадении цифр. По его констатации, история подходила к завершению в июле 1989 года — ровно через два века после начала Французской революции. Ее официальным днем рождения считается 14 июля [1789 г.] — когда вдохновенный оратор Камиль Демулен повел толпу из Пале-Рояль на площадь, где стояла королевская тюрьма Бастилия.
Эта дата считается точкой отсчета Французской революции, и она же является национальным праздником современной Франции. Однако, если следовать логике американского мыслителя, именно тот день и стоило бы назвать моментом начала истории, подошедшей к своему финалу двести лет спустя.
Та, в свою очередь, согласно Фукуяме, представляла собой не просто цепь событий, она имела четкую логику — последовательное утверждение в обществе идеи гражданского равенства или же идеи признания за каждым человеком равной степени достоинства...
Ниже есть продолжение.
... Эта история...зарождалась...непосредственно в 1789 году, с момента провозглашения Учредительным собранием сословного равенства и взятия парижанами символического оплота старого порядка.https://aurora.network/forum/topic/69731-den-kogda-nachalas-istorija
Существует известная теория, что наше мироздание появилось из Большого взрыва. Так вот, весь современный миропорядок в том же самом смысле вышел из Большого взрыва парижского восстания июля 1789-го. Социальные мыслители Старого Света практически сразу, уже в 30-е годы XIX века, поняли, что Французская революция — это уникальное, экстраординарное событие. И оно затронет своим влиянием не только Французскую республику и Европу, но и все человечество.
Трудно объяснить, по какой причине возникло подобное, едва ли не мистическое переживание значения данного события. Почему сразу появилось ощущение, что теперь старый сословный порядок разрушится окончательно и его не сможет спасти никакая реставрация. Алексис де Токвиль писал о грядущем торжестве идеи равенства еще в 1830-е, когда до победы всеобщего избирательного права в развитых странах было еще далеко. Гегель и его последователи также увидели в данной революции действие сверхчеловеческой силы, которую они назвали «мировым духом».
За последние два столетия не было недостатка в предсказаниях относительно того, куда и как движется история, возникнет ли событие, аналогичное по масштабу с антисословным переворотом во Франции. В XX веке многие верили, что им стал Великий Октябрь, распространивший идею равенства на имущественные отношения между людьми и открывший эру социальной демократии. Но после 1989 года в подобное могут верить только самые отчаянные адепты «красной идеи». Тогда как Французская революция пока держит нас всех в орбите своего исторического тяготения.
Как следует к этому относиться? Подобно тому, как свобода лучше, чем несвобода, так и равенство лучше, чем неравенство. Ни один народ, ни одна категория людей не должны мириться с несправедливым отношением к себе. Чувство справедливости в наше время уже неотделимо от осознания того, что все граждане одной страны, вне зависимости от происхождения, имущественного положения, уровня образования, любых заслуг и способностей, имеют одинаковые права, и ни у кого нет юридических привилегий на том основании, что он считает себя умнее, благороднее, влиятельнее остальных. Иными словами, главный итог Французской революции неотменим и отрицать его могут лишь маргинальные реакционеры.
...Все главные ее участники ... [не] умерли в своей постели... [они] попали на плаху как «враги народа» или «предатели свободы»... О том же самом Демулене, погибшем на гильотине вместе с Дантоном спустя всего-то пять лет после штурма Бастилии. А примерно через полтора века своих детей, подобно Сатурну, пожрала и революция русская, потом ровно то же самое проделала революция китайская.
Ханна Арендт объясняла «темный» аспект французских событий 1789-го тем, что они привнесли в восстание...элемент социальной розни, выведя на сцену и оправдав злобу бедняка против успеха богатых. Но, возможно, главной причиной этой стороны Великой революции явился тот факт, что она оказалась борьбой не только против автократии и сословного порядка, но и против христианства. Если не во имя прямого безбожия, то во имя деистического культа Разума. К концу XIX века стало ясно, что новый порядок пойдет до последнего в процессе освобождения общества от всех социальных табу, привнесенных христианством, что секулярному удару подвергнутся не только армия и государство, но также любая частная корпорация, школа, семья.
И процесс «обезбоживания общества» столь же неостановим [дейстивтельно? - мой комментарий], как и процесс утверждения идеи равенства. Нет ни малейших оснований полагать, что он подходит к своему завершению. Разделимы ли два этих тренда, или же они представляют, в сущности, одно явление? По данному поводу будут вестись долгие споры, но едва ли кто-то, кроме крайних радикалов, сможет смотреть на события 1789 года, не различая «темные» и «светлые» стороны. Однажды французский премьер Клемансо сказал, что революцию надо воспринимать как единое целое. Но вряд ли сейчас мы готовы согласиться на это — слишком много хорошего и важного внесла она в том числе и в наше общество, и слишком много плохого родилось вместе с ней. Французская революция, как и вся наша история, будет вечно представать двуликим Янусом.
No comments:
Post a Comment