Президент Финляндии: Мы переживаем ключевой момент в истории, сравнимый с 1918, 1945 или 1989 годами.

Вы упомянули, что европейцы живут в своего рода «Ла-Ла-Ленде», словно не желая видеть реальность перед собой. Почему им так трудно разглядеть правду? Это вполне человеческая черта — мы часто предпочитаем видеть мир таким, каким хотим, а не таким, какой он есть на самом деле.

Готова ли Европа к войне? Преобладающее мнение таково: чем лучше ты подготовлен, тем меньше вероятность войны. Я рос в эпоху, когда глобализация считалась уникальной возможностью, но теперь люди всё больше обращаются к внутренним проблемам. При этом я родился во времена Холодной войны, когда существовал чёткий идеологический раскол между авторитарными режимами Востока и свободными обществами Запада. Я начал учиться в 1989 году, когда в ноябре пала Берлинская стена, а в 1991 году распался Советский Союз. Тогда было широко распространено убеждение, что мир движется к сочетанию либеральной демократии, социальной рыночной экономики и глобализации.

В какой-то момент мы очнулись и поняли, что мир — это не только зелёные поля, радуги и символы мира. Для меня поворотными моментами стали не только теракты 11 сентября или финансовый кризис 2008 года, но особенно нападение России на Украину в 2022 году. Это событие ознаменовало смену мирового порядка. Вы упомянули, что заметили изменения в России ещё в 2008 году [после вторжение России в Грузию 08.08.08], но, несмотря на воинственную риторику, которая сейчас распространяется, нам удалось добиться перемирия, и мы должны стремиться его сохранить.

Сразу после войны я выступил с речью, через пять дней после того, как было достигнуто перемирие. Я призвал всех очнуться и признать, что политика силы и сферы влияния вернулись, а российский империализм никуда не делся. Тогда это было не слишком популярное мнение, и мне не доставляет радости, что я оказался прав, но так всё и произошло. Некоторые прислушались, другие — нет. Многие восточноевропейские страны тогда верно оценили намерения России, но большая часть мира была охвачена надеждой, что Россия и даже Китай станут демократиями. Мы думали, что технологический прогресс и свобода неизбежно приведут к демократизации — вспомните Арабскую весну и подобные движения.

Моя главная мысль в том, что сейчас мы переживаем ключевой момент в истории, сравнимый с 1918, 1945 или 1989 годами. Мир стоит на перепутье, и мы не знаем, в каком направлении он двинется.

You've mentioned that Europeans are living in a kind of "La La Land," seemingly unwilling to face the reality in front of them. Why is it so hard for them to see things clearly? It's a very human tendency—we often prefer to see the world as we wish it to be, rather than as it actually is.

Is Europe prepared to go to war? The prevailing mentality is that the better prepared you are, the less likely war becomes. I grew up in an era where globalization was seen as a golden opportunity, but now people are turning inward. That said, I was born into the Cold War, a time defined by a clear ideological divide between authoritarian regimes in the East and free societies in the West. I began my studies in 1989, the year the Berlin Wall fell, followed by the collapse of the Soviet Union in 1991. Back then, there was a widespread belief that the world was heading toward a blend of liberal democracy, social market economies, and globalization.

At some point, we woke up and realized the world wasn’t all green fields, rainbows, and peace signs. For me, the turning points weren’t just 9/11 or the 2008 financial crisis, but especially Russia’s attack on Ukraine in 2022. That event signaled a shift in the global order. You mentioned noticing a change in Russia back in 2008 [after Russia's invasion of Georgia on 08.08.08], but despite the war rhetoric circulating now, we’ve managed to secure a ceasefire, and we should strive to maintain it.

Right after the war, I gave a speech following a ceasefire achieved in just five days. I urged everyone to wake up and recognize that power politics and spheres of influence were back, and Russian imperialism hadn’t disappeared. It wasn’t a popular thing to say at the time, and I’m not thrilled to have been proven right, but that’s what happened. Some listened, others didn’t. Many Eastern European countries were more perceptive about Russia’s intentions back then, but much of the world was caught up in the hope that Russia and even China would embrace democracy. We thought technological progress and freedom would naturally lead to democratization—think of the Arab Spring and similar movements.

My broader point is that we’re now at a pivotal moment in history, comparable to 1918, 1945, or 1989. The world is at a crossroads, and we’re unsure of its next direction.